Церковь Воскресения Христова (Санкт-Петербург): различия между версиями
Ssayadov (обсуждение | вклад) |
Ssayadov (обсуждение | вклад) |
||
Строка 1: | Строка 1: | ||
'''Церковь Святого Воскресения (арм. Սանկտ Պետերբուրգի Սուրբ Հարություն հայկական եկեղեցի) Сурб Арутюн''' — храм Армянской Апостольской церкви на Смоленском армянском кладбище Санкт-Петербурга. | '''Церковь Святого Воскресения (арм. Սանկտ Պետերբուրգի Սուրբ Հարություն հայկական եկեղեցի) Сурб Арутюн''' — храм Армянской Апостольской церкви на Смоленском армянском кладбище Санкт-Петербурга. | ||
− | + | ==История== | |
Церковь изначально планировалась как усыпальница, где, согласно завещанию графа Ивана Лазаревича, надлежало хоронить членов дома Лазаревых и породнившихся с ними семейств. Перед нами четвертый пункт завещания графа, утвержденного архиепископом Иосифом Аргутинским-Долгоруким в 1800 году: «Внутри церкви Св. Воскресения, что при кладбище, родственники мои токмо имеют быть похоронены, а прочие в кладбище, следуя во всем благоустройству»<ref>НАА, ф. 1389, оп. 1, д. 7, л. 71.</ref>. | Церковь изначально планировалась как усыпальница, где, согласно завещанию графа Ивана Лазаревича, надлежало хоронить членов дома Лазаревых и породнившихся с ними семейств. Перед нами четвертый пункт завещания графа, утвержденного архиепископом Иосифом Аргутинским-Долгоруким в 1800 году: «Внутри церкви Св. Воскресения, что при кладбище, родственники мои токмо имеют быть похоронены, а прочие в кладбище, следуя во всем благоустройству»<ref>НАА, ф. 1389, оп. 1, д. 7, л. 71.</ref>. | ||
Строка 8: | Строка 8: | ||
Называть шедевр Мартоса мемориалом Лазаревых на совсем точно, поскольку когда памятник ваялся, родители Артемия были еще живы. Вот почему, по канонам мемориальной скульптуры, в памятнике допущено портретное сходство только с Артемием, а родители являют собой символы скорби. Мартос заключил профиль юноши Артемия в овальный лавровый венок, по сторонам которого изваяны скорбящие фигуры родителей: сломленный отец пытается успокоить обезумевшую от горя мать, чье лицо искажено страданием. Н. Коваленская считала это произведение «новым словом в творчестве И.П. Мартоса». Искусствоведы едины в том, для Мартоса это уникальный случай, когда он, словно поддавшись эмоциям, отошел от свойственной ему сдержанности ради обострения драматизма. «Есть что-то нежное и грустное во всех произведениях этого скульптора, – писал журналист начала ХХ века. – Какое-то сожаление об утраченной красоте древнего мира, скорбь об исчезнувшем счастье. У него и мрамор плачет»<ref>Газета «Неделя Строителя». Воскресное приложение к журналу «Зодчий». 1901, №10, с. 187</ref>. | Называть шедевр Мартоса мемориалом Лазаревых на совсем точно, поскольку когда памятник ваялся, родители Артемия были еще живы. Вот почему, по канонам мемориальной скульптуры, в памятнике допущено портретное сходство только с Артемием, а родители являют собой символы скорби. Мартос заключил профиль юноши Артемия в овальный лавровый венок, по сторонам которого изваяны скорбящие фигуры родителей: сломленный отец пытается успокоить обезумевшую от горя мать, чье лицо искажено страданием. Н. Коваленская считала это произведение «новым словом в творчестве И.П. Мартоса». Искусствоведы едины в том, для Мартоса это уникальный случай, когда он, словно поддавшись эмоциям, отошел от свойственной ему сдержанности ради обострения драматизма. «Есть что-то нежное и грустное во всех произведениях этого скульптора, – писал журналист начала ХХ века. – Какое-то сожаление об утраченной красоте древнего мира, скорбь об исчезнувшем счастье. У него и мрамор плачет»<ref>Газета «Неделя Строителя». Воскресное приложение к журналу «Зодчий». 1901, №10, с. 187</ref>. | ||
− | + | ==Захоронения== | |
В левой части притвора покоятся последний представитель Лазаревых по нисходящей мужской линии [[Лазарев Христофор Екимович|Христофор Екимович Лазарев]] с женой [[Лазарева Екатерина Эммануиловна|Екатериной Эммануиловной]] (урожд. княжна Манук-бей, 1806–1880) и их единственный, умерший в детстве сын [[Лазарев Иван Христофорович|Ваня]] (Ованес, 1844–1850). В Венецианском зале Русского музея хранится мраморный его бюст , заказанный родителями венецианскому скульптору академику Луиджи Пампалони во время этого путешествия в 1845 году. На его вертикальном, встроенном в стену притвора мраморном надгробии высечена надпись на армянском и русском языках: «Под сим [камнем] покоится семилетний сын, залог любви, душа жизни, источник утешений и надежд, скорбию удрученных родителей Христофора и Екатерины Лазаревых». | В левой части притвора покоятся последний представитель Лазаревых по нисходящей мужской линии [[Лазарев Христофор Екимович|Христофор Екимович Лазарев]] с женой [[Лазарева Екатерина Эммануиловна|Екатериной Эммануиловной]] (урожд. княжна Манук-бей, 1806–1880) и их единственный, умерший в детстве сын [[Лазарев Иван Христофорович|Ваня]] (Ованес, 1844–1850). В Венецианском зале Русского музея хранится мраморный его бюст , заказанный родителями венецианскому скульптору академику Луиджи Пампалони во время этого путешествия в 1845 году. На его вертикальном, встроенном в стену притвора мраморном надгробии высечена надпись на армянском и русском языках: «Под сим [камнем] покоится семилетний сын, залог любви, душа жизни, источник утешений и надежд, скорбию удрученных родителей Христофора и Екатерины Лазаревых». | ||
Версия 14:50, 13 января 2022
Церковь Святого Воскресения (арм. Սանկտ Պետերբուրգի Սուրբ Հարություն հայկական եկեղեցի) Сурб Арутюн — храм Армянской Апостольской церкви на Смоленском армянском кладбище Санкт-Петербурга.
История
Церковь изначально планировалась как усыпальница, где, согласно завещанию графа Ивана Лазаревича, надлежало хоронить членов дома Лазаревых и породнившихся с ними семейств. Перед нами четвертый пункт завещания графа, утвержденного архиепископом Иосифом Аргутинским-Долгоруким в 1800 году: «Внутри церкви Св. Воскресения, что при кладбище, родственники мои токмо имеют быть похоронены, а прочие в кладбище, следуя во всем благоустройству»[1].
В стене притвора покоится Артемий Иванович Лазарев. Его отец заказал академику И.П. Мартосу, автору памятника Минину и Пожарскому на Красной площади, скульптурный мемориал для установки на могиле сына. Мартос, по ряду сведений, работал над памятником целое десятилетие, и увидеть работу графу не довелось, – он умер за год до установки надгробия.
Иван Лазаревич и пережившая его на восемнадцать лет жена Екатерина Ивановна (рожд. Мирзаханова, 1750–1819) лежат по обе стороны от сына. «Лазарев Иван Лазаревич, соорудитель церквей в двух столицах и в других местах, основатель Лазаревского Института восточных языков, благотворитель бедствующих, прославившийся многими полезными деяниями и благочестивою жизнью, Действительный статский советник, ордена св. Иоанна Иерусалимского командор», – сообщает эпитафия.
Называть шедевр Мартоса мемориалом Лазаревых на совсем точно, поскольку когда памятник ваялся, родители Артемия были еще живы. Вот почему, по канонам мемориальной скульптуры, в памятнике допущено портретное сходство только с Артемием, а родители являют собой символы скорби. Мартос заключил профиль юноши Артемия в овальный лавровый венок, по сторонам которого изваяны скорбящие фигуры родителей: сломленный отец пытается успокоить обезумевшую от горя мать, чье лицо искажено страданием. Н. Коваленская считала это произведение «новым словом в творчестве И.П. Мартоса». Искусствоведы едины в том, для Мартоса это уникальный случай, когда он, словно поддавшись эмоциям, отошел от свойственной ему сдержанности ради обострения драматизма. «Есть что-то нежное и грустное во всех произведениях этого скульптора, – писал журналист начала ХХ века. – Какое-то сожаление об утраченной красоте древнего мира, скорбь об исчезнувшем счастье. У него и мрамор плачет»[2].
Захоронения
В левой части притвора покоятся последний представитель Лазаревых по нисходящей мужской линии Христофор Екимович Лазарев с женой Екатериной Эммануиловной (урожд. княжна Манук-бей, 1806–1880) и их единственный, умерший в детстве сын Ваня (Ованес, 1844–1850). В Венецианском зале Русского музея хранится мраморный его бюст , заказанный родителями венецианскому скульптору академику Луиджи Пампалони во время этого путешествия в 1845 году. На его вертикальном, встроенном в стену притвора мраморном надгробии высечена надпись на армянском и русском языках: «Под сим [камнем] покоится семилетний сын, залог любви, душа жизни, источник утешений и надежд, скорбию удрученных родителей Христофора и Екатерины Лазаревых».
Справа от Х.Е. и Е.Э. Лазаревых погребены родоначальник Абамелек-Лазаревых генерал-майор князь Семен Давидович (рожд. Абамелек, 1815–1888) и его жена Елизавета Христофоровна (рожд. Лазарева, 1832–1904).
К началу XX века в центральной зале церкви имелось 29 захоронений Лазаревых и породнившихся с ними семейств Абамелек, Деляновых, Сумбатовых, Сарафовых, Манук-бей. Последним, тридцатым, стало захоронение князя Семена Семеновича Абамелек-Лазарева (1857–1916), председателя Совета армянских церквей Москвы и Санкт-Петербурга.
В 1939 году мемориал Лазаревых работы Мартоса и ряд представляющих ценность эпиграфических плит были перенесены из церкви Сурб Арутюн в Благовещенскую усыпальницу Александро-Невской лавры, которую к тому времени передали в ведение Музея городской скульптуры. Их четыре:
- Лазарев Иван Лазаревич (1735–1801). Доска с эпитафией, мрамор. Перенесена в 1939 году.
- Лазарева Екатерина Ивановна (рожд. Мирзаханова) (1750–1819). Жена И. Л. Лазарева. Доска с эпитафией. Перенесена в 1939 году.
- Лазарев Артемий Екимович (1791–1813), племянник И. Л. Лазарева. Гусар. Погиб в сражении под Лейпцигом. Доска с эпитафией, перенесена в 1939 году.
- Абамелик Иван Семенович (1768–1828). Князь, генерал-майор лейб-гвардии артиллерии. Киот с иконой Иоанна Крестителя. Бронза золоченая. Мастер А.И. Дипнер (?), 1820-е. Перенесен в 1936 году.
Изображения
Разное
"Автором проекта церкви Сурб Арутюн в СПб мог быть Луиджи Руска, начинавший карьеру в качестве «каменных дел мастера» у разных мэтров, в том числе Фельтена, и приступивший к самостоятельной архитектурной деятельности в 1790 году. В таком случае можно допустить, что Фельтен и рекомендовал его Лазаревым. Возможно также, что проектом занимался архитектор лазаревской фабрики в Ропше С.П. Берников в коллективе с Е.Т. Соколовым и А.И. Порто, косвенное подтверждение чему можно обнаружить в приходно-расходной книге по кладбищу: в ней упоминаются лица, распоряжением которых производились расходы в 1791-1801 годах. Первой названа Екатерина Ивановна Лазарева, затем некий помещик Ф.Н. Кандалинцев, а после него «Егор Тимофеич и Антон Иванович архитекторы», они же Соколов и Порто"[3]