Армянская христианская община в Петербурге

Библиотека

Армянская христианская община в Петербурге
Авторы:	Архимандрит Августин
Дата издания-журнал №:	Журнал Нева, № 1, 2011. С. 191-236
Ссылка:	Текст

Содержание

Текст статьи здесь вспрозводится частично (полностью см. ссылку).

Предисловие

Армянская апостольская церковь — одна из древнейших христианских церквей, относящаяся вместе с Коптской, Эфиопской и рядом других к группе древних восточных церквей. Часто ранее употреблявшееся название “Армяно-григорианская церковь” связано с тем, что основателем Армянской апостольской церкви был Св. Григорий Просветитель, также почитаемый и Русской православной церковью в сонме святых, прославленных Церковью до IV вселенского (Халкидонского) собора 451 года.

Появление первых армян на Руси историки относят к IX веку, отмечая дружелюбное отношение к ним русских князей при совместной борьбе с половцами. При современных раскопках в Московском Кремле обнаружена армянская монета 868 года. В ХIII веке князь Даниил призывает во Львов армянских ремесленников, гарантировав им равные с коренным населением права. Московская летопись под 1390 годом сообщает, что “загорелся посад за городом от Авраама, некоего ерменина”. В 1597 году на экспликации к плану Москвы (так называемый “Петров чертеж”) в Белом городе в районе Покровки обозначен “двор армянских купцов”. В 1614 году в городе Каменце-Подольском открылся армянский лазарет.

Армянские христиане бывали на берегах Невы еще задолго до основания Санкт-Петербурга. Расширяя свои торговые связи и стремясь к городам Европы, армяне, помимо южных путей, старались упрочить свои деловые контакты с Амстердамом и другими торговыми городами через московские земли. В XVI веке из Москвы был налажен постоянный путь, частично пролегавший через чужеземные страны; он шел на Тверь, Новгород, Ладогу, далее до Риги или Ревеля (Таллин), а затем морем на Любек, Гамбург и Амстердам.

Другой, более излюбленный армянами путь проходил из Астрахани вверх по Волге и далее, через костромские земли, достигал Белого моря, а затем морем или по суше шел через Скандинавию на запад. Это была большая торговая дорога, издавна называвшаяся “арменской”, то есть по которой ездили торговцы-армяне. Путь этот был известен армянам гораздо раньше, чем русский царь Иван Грозный (1547–1584) открыл доступ англичанам в Белое море и в Московское государство. С основанием города Архангельска (1584) дорога эта еще более оживилась; но ней стали ездить также англичане и голландцы, часто в сопровождении армян, хорошо знакомых с местными условиями.

Во время царствования Алексея Михайловича (1645–1676) русско-армянские связи еще более упрочились. В 1660 году купец Захарий Саградов от имени Армянской торговой компании подарил царю Алексею Михайловичу украшенный драгоценными камнями трон (Алмазный трон) работы армянского художника Аствацатура Салтанянца (Богдана Салтанова). На фрагменте плана Москвы, выполненного Мейербергом в 1661 году, на площади у Ильинских ворот (нынешняя территория Политехнического музея) изображен в виде вытянутого прямоугольника армянский двор. В 1666 году Аствацатур Салтанянц назначается придворным живописцем.

В 1666 году от сорока армянских деятелей русскому царю Алексею Михайловичу подана челобитная с просьбой “о дозволении им в бытность их для торговли в Российском государстве ходить в Российскую церковь и исповедоваться у российских священников и приобщаться… чтобы в отдалении от церквей своих не помирать без покаяния”.

Но, несмотря на в целом благожелательное отношение русского правительства к армянам, им не разрешалось не только строить свои храмы или молиться в православных, но и совершать богослужение по своему обряду в домах. В челобитной на имя царя Алексея Михайловича приезжие “из шаховой области арменья” умоляли позволить им молиться в православных храмах. “Нас, иноземцев, — писали они, — в церкви Божии Богу молиться не пускают, и которому из нас Божиим изволением случится болезнь или смерть, и к исповеданию исповедаться отца духовного призвать нам нельзя, никоторый священник к нам не идет, и наши, государь, братья помирают без исповедания и без причастья, и погибают наши души”.

Армяне начали вести торговлю в России, основываясь на заключенном с ними договоре от 31 мая 1667 года, дополненном 8 февраля 1673 года. В 1675 году в Москву к царскому двору прибыли “торговые армяне” Яков Погосов, Яков Авединов и Яков Ахназаров. Армянские купцы часто бывали в Новгороде и по пути в Европу по-прежнему посещали невские берега.

Примечательно, что уже в новгородском храме Спаса на Нередице (ХII–ХII вв.) появляется фреска св. Григория, Просветителя Армении; в 1445 году новгородский архиепископ Евфимий воздвиг в городе церковь “Святаго Григория Великая Армении”. Один из девяти приделов собора Пресвятой Богородицы (храма Василия Блаженного, завершенного в 1557 году) на Красной площади в Москве по приказу Ивана IV Грозного был освящен во имя первого армянского патриарха — Св. Григория Армянского. Кроме того, Иван Грозный дал повеление построить в Казани православный храм во имя св. Григория Армянского. Так Иван Грозный выразил благодарность армянам за их активное участие во всенародной торжественной встрече царя после взятия русскими войсками Казани.

Когда Петр I, “прорубив окно в Европу”, основал в устье Невы новый город — Санкт-Петербург (1703), армяне начали селиться здесь, продолжая развивать торговлю с Западом.

Эпоха Петра I (1696–1725)

Различия в вероучении Армянской апостольской и Русской православной церквей не препятствовали армянским христианам селиться среди русских жителей. Важным событием в жизни всех инославных христиан, живших в России, явился “Манифест Петра Великого” от 16 апреля 1702 года, в котором провозглашался принцип веротерпимости.

И понеже здесь в столице нашей, — говорилось в “Манифесте”, — уже введено свободное отправление богослужения всех других, хотя и с нашей Церковью не согласных христианских сект, того ради и оное сим вновь подтверждается таким образом, что по дарованной нам от Всевышнего власти, совести человеческой приневоливать не желаем и охотно предоставляем каждому христианину на его ответственность пещись о блаженстве души своей. И так мы крепко того станем смотреть, чтобы по прежнему обычаю никто как в своем публичном, так и в частном отправлении богослужений обеспокоен не был, но при оном содержании противу всякого помешательства защищен был. Буде же случится, что в каком-либо месте нашего государства или при наших армиях и гарнизонах, не будет настоящего духовного чину проповедника или церкви, то каждому позволено будет не только в доме своем самому и с домашними своими службу Господу Богу совершать, но и принимать к себе тех, которые пожелают у него собраться, для того, чтобы по предписанию всеобщего постановления христианских церквей, единогласно восхвалять Бога и таким образом отправлять богослужение.

Сам Петр I проявлял веротерпимость к инославным; во время персидского похода (1722–1723) он “присутствовал в храмах армянского исповедания, удостаивал и знатное духовенство своим посещением, приглашая армян к водворению в Россию”. Первая армянская церковь была построена при Петре I в Астрахани; первоначально она была деревянной, а в 1706 году, согласно прошению армянина Богдана Готова, русский царь повелел “вместо деревянной церкви на том же месте построить каменную”. Вскоре армянам было разрешено совершать богослужения в Москве: здесь им была определена для этого церковь на посольском дворе, “на время, чтобы приходить им туда на молитву”.

Петр I был заинтересован в расширении торговых связей как с Персией, так и с Западной Европой, и в армянах он видел хороших помощников в этом деле. Так, в ответ на челобитную армянского купца Сафара Васильева, который испрашивал у царя разрешение проходить с товарами в “Немецкие земли” через устье Невы, был от 11 марта 1708 года издан “именной, великого государя, указ”: “торговых армян отпускать с Москвы через Ругодев и Санкт-Петербург морем на каких судах похотят, а сухим путем через Ругодев и Санкт-Петербург в Шведские земли”. Это благожелательное отношение русского правительства побуждало армян селиться в России, и в частности в Санкт-Петербурге.

К 1710 году в северной столице сформировалась армянская община численностью 40—50 человек, преимущественно из купцов и ремесленников-мануфактуристов. (На эту дату указывает документ, относящийся к 1780-м годам и находившийся в архиве армянской петербургской семьи князей Абамелек-Лазаревых.) В городе открылись первые армянские торговые конторы. В 1710 году в Посольском приказе в качестве переводчика служил армянин Афанасий Панкратов. Петр I был чрезвычайно заинтересован в “размножении армянам коммерции”.

2 марта 1711 года в Санкт-Петербурге был дан указ Сенату, в котором предписывалось: “Персидский торг умножить и армян как возможно приласкать и облегчить, в чем пристойно, дабы тем подать охоту для большего их приезда”. Другим указом армянским купцам разрешалось “в нашей резиденции в Санктпетербурге и в прочих городах свободное пребывание иметь”. “Армяне, — пишет русский историк Сергей Глинка, — на призывный голос Петра, сливавшийся с голосами их сердец, спешили целыми семействами переселяться и водворяться в пределах России”.

Переселившись в Россию, армяне заселяли в Москве и по берегам Невы земельные участки, которыми было положено начало армянской общине. Получив возможность жить в условиях добрососедства, армяне способствовали процветанию и укреплению страны. За преданность им как верным гражданам со временем было дано право строить церкви, открывать школы, иметь типографии, словом, жить полноценной, полнокровной национальной жизнью.

В те годы одним из активных деятелей в борьбе за освобождение армянского народа от персидского ига был вардапет (архимандрит) Минас Тигранян из арцахского (карабахского) монастыря Св. Иакова. Впервые он прибыл в Россию в 1701 году. № 28 и в дальнейшем осуществлял периодические связи России с Эчмиадзином, Персией, Западной Европой и с папой римским. Он обращал внимание Петра I на необходимость возвести на берегу Каспийского моря большой монастырь, который мог бы также служить и крепостью. Одновременно он просил разрешения соорудить армянскую церковь в Санкт-Петербурге. В обращении к подканцлеру барону Шафирову от 20 ноября 1714 года вардапет Минас писал: “Всепокорно прошу, чтобы позволено было построить церковь армянскую в Петербурге, которая, по милостивому Его величества соизволению, уже было и позволена была строить, ибо из того будет всем вид, что мое старание не о иных делах (политических. — а. А.), но только о строении церквей, чем могу и армянский народ к себе в приязнь усерднее превращать (расположить. — а. А.)”.

Архимандрит Минас, как видно из текста, упоминает о каком-то уже ранее полученном разрешении, о котором на сегодня ничего не известно. Хотя просьба архимандрита (вардапета) Минаса не была удовлетворена, сам факт ее свидетельствует о том, что к тому времени в городе было, вероятно, немало армян.

Еще один исторический документ свидетельствует о стремлении Петра I привлечь армян к приезду в Санкт-Петербург. В 1715 году в Персию с дипломатической миссией был отправлен сподвижник царя Артемий Петрович Волынский. Послу Волынскому предписывалось, в частности, “склонять шаха, чтобы повелено было армянам весь свой торг шелком сырцом обратить проездом в Российское государство более удобным водным путем до самого Петербурга, вместо того, чтобы возить в турецкие земли на верблюдах. Разведывать об армянском народе, много ли его и в которых местах живет, и есть ли из них какие знатные люди из шляхетства или из купцов и каковы они к стороне царского величества; обходиться с ними ласково и склонять к приязни”.

Армянская община в Санкт-Петербурге стала постепенно увеличиваться; Петр I по-прежнему призывал армян в Россию для расширения в стране торгового и промышленного дела, обещая “честный армянский народ ради христианства содержать в особливой милости”. Но, несмотря на такое благорасположение Петра I, армянские общины в Санкт-Петербурге и Москве по-прежнему не имели возможности строительства каменных храмов. Это видно из письма вардапета Минаса от 8 марта 1722 года в Государственную Коллегию иностранных дел, где он, в частности, сообщал: “И тому де лет с десять (в 1714 году. — а. А.) по его прошению, его императорское величество изволил было повелеть в С. Петербурге дать место под церковь их армянскую и на слободу, однако же того по се время не учинено, и он, Минас вардапет, сим просит о том же и дабы ныне вскоре повелено ему было отвести здесь в Москве места на сто дворов, а в Санкт-Петербурге на 50 дворов и под церкви, и под кладбища к таким слободам пристойные места”.

Стремясь к расширению экономических связей с европейским Западом, Петр был заинтересован в участии армян как талантливых предпринимателей и незаменимых помощников в деле организации устойчивой системы торговли. Преследуя аналогичные цели в Персии и Турции, где армяне занимали ключевые позиции в экономике, торговле и других сферах, Петр не просто создавал благоприятные условия для их деятельности в своем государстве, но и энергично способствовал их переезду на Русский Север. Подтверждая заинтересованность в росте числа армянских коммерсантов и промышленников, Петр через Коммерц-Коллегию опубликовал указ о торговле персидскими товарами через Армянскую компанию. Об оценке Петром достоинств армянского купечества наглядно свидетельствует его повеление от 14 мая 1723 года, которым государь требовал “призвать в Сенат из Армянской компании лучших двух или трех человек и объявить им, чтобы они к размножению коммерции с российскими купцами имели старание”.

Но при Петре I армяне, жившие в Москве и в Санкт-Петербурге, так и не смогли получить разрешения на постройку храмов, так как Св. Синод Русской православной церкви в те годы препятствовал возведению армянских церквей в этих главных городах России. И, несмотря на обещание Петра I принять “оный армянский народ, ради христианства, в особливую милость и протекцию”, их просьба не была удовлетворена.

Послепетровская эпоха (1725—1740)

Ситуация несколько улучшилась во время краткого царствования преемницы Петра I Екатерины I (1725–1727). В декабре 1724 года вардапет Минас в очередной раз прибыл в Санкт- Петербург, где он вел переговоры о приведении армянского народа под защиту и покровительство России. Об этом упоминал, в частности, французский посланник в Санкт-Петербурге де Камерон в своем донесении в Париж от 16 декабря 1724 года: “В одном из предыдущих писем я сообщал, что один киргиз-кайсацкий князь, вступивший под покровительство царя, крестился недавно в православную веру. После того сюда приехал депутат от армянского князя с изъявлением готовности именитейших людей его нации и всего народа принять подданство царя”.

15 сентября 1725 года вардапет Минас вместе с местными армянами обратился в Св. Синод с ходатайством о том, чтобы выстроить в Санкт-Петербурге молитвенный дом. Рассмотрев эту просьбу, Синод указом от 29 сентября определил: “…дом молитвенный иметь в Петербурге армянам дозволить и в службе их по своему закону запрещения не чинить (не делать. — а. А.), только вновь костела (церкви) с отменой от домового строения им не чинить, и из благочестивых российского народа христиан по оному своея веры мудрованию не превращать и никакого соблазна и церкви Божией уничижения не творить под великим штрафом и жестоким наказанием”.

Таким образом вероисповедное положение петербургских армян улучшилось. Теперь им разрешалось иметь молитвенный дом для совершения богослужения, но разрешалось это, правда, со значительными ограничениями.

В 1720-е годы Санкт-Петербург стал крупнейшим центром транзитной торговли между Западом и Востоком, ключевую роль в которой играли местные армянские купцы. Так, в 1726 году 90 % русско-европейской торговли приходилось на Санкт-Петербург, и 80 % этой торговли вели армянские купцы. Это обстоятельство даже вызвало озабоченность британских деловых кругов, которые видели в армянских предпринимателях сильных конкурентов. Так, в 1733 году лорд Вильям Гаррингтон, статс-секретарь короля Георга II, направил в адрес монарха записку “об условиях русской торговли”. “В 1724 году приблизительно, армянские купцы, проживающие в России, получили привилегию на транзит своего товара в Персию через Россию с оплатой его транзитной пошлиной в три процента, — сообщал лорд Гаррингтон, — а англичане вынуждены платить от 25 до 75 процентов”.

А в Петербург ушла “шифровка” на имя лорда Георга Форбеса, английского чрезвычайного посланника и полномочного министра при русском дворе (с 1733 года). “Привилегии и преимущества, захваченные в России армянами, в высшей степени противоречат обычным условиям справедливости, принятым в других странах, — сетовал лорд Гаррингтон. — Потому мы льстим себя надеждой, что Ваше Превосходительство найдете средство поставить подданных Его Величества (английских купцов — а. А.) по крайней мере в те же условия, которыми в пределах России пользуются армяне и другие наиболее благоприятствуемые нации”.

В эти годы число армян, селившихся в Петербурге, постоянно возрастало. Под 1730 годом упоминаются Армянская улица и земельный участок, принадлежавший главе армянской общины Луке Ширванову (на пересечении 3-й линии и Малого проспекта Васильевского острова). В то время у немногочисленной санкт-петербургской армянской общины еще не было своего духовного наставника, и она приглашала из Москвы армянских священнослужителей для совершения религиозных обрядов. Одним из них был Иван Петрович Шеристанов (Ованес Шеристанян), который обосновался в Санкт-Петербурге в 1730 году, став первым духовным пастырем местных армян и прослужив здесь до своей смерти в 1787 году. (Известно имя и другого священнослужителя — протоиерей Степаннос (Стефан) Лорис-Меликов.)

Более благоприятное отношение к армянским христианам, жившим в России, наступило во время правления императрицы Анны Иоанновны (1730–1740). Община разрасталась также и за счет армян, находившихся на военной службе. В официальных бумагах за 1720–1750-е годы довольно часто встречаются дела по челобитным армян с просьбой принять их “в российскую военную службу”. Вступая в ряды русской армии, армяне стремились быть полезными и в освободительной борьбе своего народа. Многие из них проявляли себя в воинской службе достойно, за что получали высшие военные чины и звания. Так, например, в 1734 году армянский офицер Агадар Хачик (Лазарь Христофоров) становится первым армянским генералом русской армии.

Ближайшим помощником Анны Иоанновны по управлению государством стал немец-лютеранин Бирон, который не находил нужным учитывать мнение Св. Синода Русской православной церкви в решении вероисповедных вопросов. 22 февраля 1735 года был издан правительственный манифест “о дозволении свободного богослужения всем христианским исповеданиям в России”. А вскоре армяне, жившие в Санкт-Петербурге и в Москве, возобновили свои просьбы о разрешении на постройку храмов.

Обе общины свои ходатайства мотивировали тем, что “для совершения божественной службы прочие инославные христиане в Москве и Санкт-Петербурге церкви своего закона имеют, армянского же вероисповедания церквей, несмотря на множество обретающихся в России армян, нет” и что это обстоятельство удерживает многих армян от переселения в Россию; “а если бы свобода армянского богослужения была обеспечена, то число армян, выезжающих в Россию, весьма увеличилось бы, а через то и купечество в России распространилось бы, и казна императорского величества умножилась бы”.

О постройке церкви “армянского закона” в Санкт-Петербурге хлопотал Лука Ширванов, указывавший, что у него имеется на Васильевском острове, на Малом проспекте, по 3-й линии двор, где удобно выстроить церковь. На это ходатайство 18 января 1740 года было дано императорское разрешение: “по сему прошению позволяется”. Одновременно с этим в Москве купец Богдан Христофоров с другими членами общины просил разрешения на постройку в Москве армянской церкви. И это ходатайство также было удовлетворено 3 августа 1740 года, спустя шесть месяцев после того, как Л. Ширванову была разрешена постройка армянской церкви в Санкт- Петербурге.

Оба эти разрешения были даны императорским двором совершенно самостоятельно — без переписки со Св. Синодом и без учета его мнения. Таким образом казалось, что с 1740 года духовные запросы армян, живших в России, должны были полностью быть обеспечены, так как, согласно указам 1740 года, в Петербурге и Москве армяне могли иметь свои церкви и совершать в них богослужения. Строительство первого молитвенного дома в Петербурге началось во дворе главы армянской общины Луки Ширванова (Гукаса Ширваняна) по проекту известного архитектора Трезини (был заложен фундамент для каменной церкви на углу 3-й линии и Малого проспекта на Васильевском острове). Лука Ширванов был одним из наиболее влиятельных армянских купцов и промышленников. Он строил в Санкт-Петербурге фабрики для изготовления шелковых и хлопчатобумажных тканей и владел несколькими торговыми судами.

В Энциклопедии улиц Васильевского острова (СПб., 1999) указаны несколько участков, принадлежавших Луке Ширванову. Во-первых, это часть территории дома № 20 по 3-й линии. Во-вторых, это участки № 34, 36 и 38 по 3-й линии. Про три последних участка сказано, что они принадлежали Луке Ширванову и его наследникам в 1730–1790-х годах. Угловой участок по Среднему проспекту № 15/34, а также участок дома по Среднему проспекту № 17 указывается как территория, принадлежавшая фабриканту, на которой Лука Ширванов в 1740-х годах предоставил помещение для церкви, обслуживавшей армянскую общину на Васильевском острове.

Ширванов предложил внести из собственных средств всю необходимую для строительства храма сумму. Но смерть Анны Иоанновны, последовавшая в том же 1740 году, осложнила дальнейшую жизнь армянских общин в обеих столицах Российской империи.

Правление Елизаветы Петровны (1741–1761)

В 1740–1750-х годах армянскую общину в Санкт-Петербурге возглавлял купец, ювелир, владелец мануфактур и судов Артемий Шериманян. В 1758 году братья Исахановы открывают в столице одно из первых акционерных обществ в России. Так обстояли дела в экономической сфере. Но при императрице Елизавете позиции Св. Синода Русской православной церкви существенно укрепились, и это вскоре сказалось не лучшим образом на положении армянских общин. 8 января 1742 года в Синоде было определено: “Подать Ее императорскому величеству от Синода доношение и просить Ее императорского величества указа, не соизволит ли Ее императорское величество имеющуюся в Китае-городе (в Москве. — а. А.) армянскую церковь (только что построенную), яко оная не есть православная, но еретическая, диоскорова злочестия, упразднить, ибо ежели оной быть, то не безопасно, чтобы от простолюдинов не причинилось кому от армянских учителей каким-либо образом в армянскую веру какого прельщения и от того в Церкви Божией какой тщеты”. (Взгляд на Армянскую церковь как на церковь еретическую был позаимствован русскими богословами из Византии.)

Это желанное для Синода распоряжение не замедлило явиться: 16 января того же 1742 года именным указом было повелено: “Церкви армянские кроме одной каменной в Астрахани, все, как здесь (в Петербурге. — а. А.), так и в Москве, и в Астрахани недавно построенные, упразднить и впредь позволения о строении оных не давать”. Такой указ был вызван доношением Св. Синода, который был обеспокоен, как бы “не причинилось кому от армянских учителей тайным каким-либо образом в армянскую веру какого прельщения и от того в Церкви Божией какой тщеты”.

Таким образом, только что возрождавшееся церковное объединение армян, живших в России, и удовлетворение их духовных запросов снова было ограничено указом 1742 года. В Петербурге были запрещены армянские молельные дома, в Москве чиновники Синода чуть ли не ежедневно снова и снова опечатывали армянскую церковь на Пресне.

Несмотря на такой запретительный указ, армяне, однако, не переставали настойчиво ходатайствовать о разрешении им строить церкви, по примеру других инославных христиан, живших в России. Они подавали одно за другим прошения по этому вопросу в Коллегию иностранных дел, но все просьбы их оставались без удовлетворения вследствие противодействия со стороны Синода, обыкновенно ссылавшегося в таких случаях на состоявшееся уже по этому вопросу решение — указ от 16 января 1742 года. Так, в 1745 году Луке Ширванову было отказано в достройке начатой им в Санкт-Петербурге каменной церкви.

В 1754 году Коллегия иностранных дел, чтобы “от всегдашних докук и прошений помянутых армян” избавиться, сочла наконец необходимым вступиться за армян и, минуя Св. Синод, 16 марта обратилась с докладом к императрице, в котором объяснялось, что так как “в Российской империи всех других наций людям костелы и кирхи свои, а магометанам и мечети, иметь позволено, то нужно, видится, допустить и им, армянам, свободно в том пользоваться, особливо же в рассуждении того, что по высокому намерению блаженныя памяти государя императора Петра I, они, армяне, к выезду в Россию для жития и распространения купечества через Коллегию иностранных дел нарочно призваны и в изданных тогда для такого призывания их грамотах именно включено, что Его императорское величество честной армянский народ в особливой милости содержать изволит, и как потому, так и для происходящей от купечества их государственной пользы, не безпотребно признавается к вящщему одобрению и приласканию их, армян, свободное отправление божественной службы им позволить”.

Но императрица Елизавета не решилась предпринять какие-либо действия по вероисповедному вопросу без согласия Св. Синода Русской православной церкви. Поэтому, рассмотрев представленный доклад, она повелела этот вопрос “предложить на рассмотрение Св. Синода, чтобы по рассмотрению доложено было ей о разностях веры армянской, которые отлучают ее (Армянскую церковь. — а. А.) от Православной Греко-Российской Церкви, для решения вопроса — можно ли армянам разрешить содержание церквей для отправления службы по их закону, как прочим, живущим в России, иноверцам”. Против решения Св. Синода “спросить самих армян об их верованиях” возражал архимандрит Свято-Троицкой Сергиевой лавры Гедеон, на том основании, что “армяне могут весьма хитрым образом о догматах своих представить”.

Таким образом, позиция Синода была неизменной, отрицательной, и это повеление долгое время оставалось неисполненным. Впоследствии Коллегии иностранных дел снова приходилось защищать интересы армянских христиан, но на этом пути возникали новые препятствия, о чем свидетельствует дальнейший ход дела Л. Ширванова. 16 мая 1760 года из Коллегии иностранных дел в адрес Св. Синода было отправлено вторичное прошение, в котором снова упоминалось про “небольшую каменную церковь на дворе Ширванова, состоящем на Васильевском острову третьей линии”. “Та церковь, — говорилось в письме, — каменная на дворе его, Ширванова, в пристойном месте, под надзиранием архитектора Трезини строить начата и построена сверх фундамента в вышину близ половины, но строением остановилась за тем, что в 1742 году высочайшим Ее императорского величества именным указом повелено церкви армянския, кроме одной каменной в Астрахани, все недавно построенные упразднить”.

Далее в письме сообщалось о трудном положении армянской общины, не имеющей духовного окормления, и о просьбе Ширванова разрешить достройку храма: “А понеже де он, Ширванов, будучи при глубокой старости, со своими домашними, так, как и другие живущие здесь армяне, не имея прибежища по своему христианскому воспитанию и закону к Церкви во всегдашнем прискорбии пребывают… и потому он, Ширванов, как для себя с домашними, так и для тех живущих здесь армян, всенижайше просит, чтобы повелено было вышеозначенную начатую на дворе его армянскую каменную церковь, которая близко половины уже построена и напрасно пропадает, достроить и службу Божию по их закону исправлять дозволить”.

Это письмо в адрес Св. Синода, содержащее просьбу армянской общины, было направлено при участии графа М.И. Воронцова (1714–1767), исполнявшего в то время должность государственного канцлера (1758–1763). Это письмо вскоре было дополнено рекомендацией, которую граф М.И. Воронцов счел нужным направить Св. Синоду: “По таким обстоятельствам видится, можно бы им, армянам, так, как и другим, в здешней империи обретающимся иностранным народам, свободное отправление службы Божией по закону их дозволить, по меньшей мере в домах их, на которых бы внешних знаков церквей не было”.

Следует отметить, что эта рекомендация не являлась для Св. Синода обязательной к исполнению. Это отчетливо сознавало руководство Коллегии иностранных дел, о чем красноречиво свидетельствует черновой вариант текста рекомендации М.И. Воронцова. В черновом варианте текста письма после слова “дозволить” следовали слова: “и для того, как здесь начатую в дому Ширванова церковь строением докончить, так и в Москве в пристойном месте новую построить, а именно на Пресне, где у них кладбище мертвым бывает, а кроме того в Китае (городе) для собрания на молитву хотя в одном доме и без церковных знаков особливые покои содержать и в них Божию службу отправлять не препятствовать”. Но эти слова в черновике были затем отчеркнуты красным карандашом, и рядом с ними на полях другим почерком отмечено: “N. В. О построении в С. Петербурге и Москве публичных церквей Синод, конечно, не согласится, а требовать только, чтобы отправление службы по их закону не возбранено было иметь в их домах”. Согласно этой пометке, отчеркнутые слова и были заменены в окончательном варианте вставкой: “…по меньшей мере в домах их, на которых бы внешних знаков церквей не было”.

Эпоха Екатерины II (1762—1796)

Вступив на русский престол, Екатерина II (немка-лютеранка по своему первоначальному вероисповеданию) издала манифест от 4 декабря 1762 года “О позволении иностранцам выходить и селиться в России”. Но этот манифест требовал конкретных гарантий, и поэтому 9 июня 1763 года был издан указ “О позволении всем иностранцам, выходящим в Россию, строить и содержать по их законам церкви в тех местах, где они селиться пожелают”. Указ предоставлял всем колонистам, обосновавшимся в России, большие льготы и свободу вероисповедания. В обеих столицах были отведены места для возведения инославных церквей. “Эпоха императрицы Екатерины II богата законоположениями, нормирующими интересы армян, живущих в России, — отмечал отечественный исследователь А. Кусиков. — Она весьма благосклонно относилась к армянам, видя, какую пользу России может оказать этот культурный народ”.

Первой благотворные перемены ощутила на себе армянская община в Астрахани. 9 июня 1763 года, основываясь на манифесте, Сенат — в ответ на просьбу гоф-фактора Иоганна Асатурова построить два армянских храма в Астрахани — определил: “дабы призываемые на поселение в России охотнее могли выходить и через то население умножить, надлежит как объявленному гоф-фактору Асатурову, так и другим, кто пожелает, по их законам церкви строить и содержать позволить в тех местах, где они селиться похотят”. Это решение Сената явилось основой для ходатайств петербургских и московских армян по этому же вопросу.

На благоприятное решение давней проблемы повлияло и установление связей Эчмиадзинского патриаршего престола с русским правительством. В 1768 году католикос Симеон I (1763–1780) отправил в Санкт-Петербург архимандрита Давида с “благословительной грамотой”. Императрице Екатерине II были также посланы в дар св. мощи Иоанна Крестителя, св. Девы Рипсиме, св. Георгия Победоносца и частица от Ноева ковчега. Одновременно с этим католикос Симеон обращался к проживавшим в Санкт-Петербурге и Москве армянам, прося их оказать содействие миссии архимандрита Давида. Посольство из Эчмиадзина было радушно принято в Санкт-Петербурге. Екатерина II повелела Комиссии иностранных дел заготовить ответную грамоту на имя католикоса и вручить ее архимандриту Давиду для передачи святейшему Симеону I.

30 июня 1768 года был издан указ императрицы Екатерины II “о распространении (юрисдикции — а. А.) Первопрестольного Святого Эчмиадзина на российских армян”. А в грамоте на имя католикоса от 30 июля 1768 года было сказано о том, что по примеру предков “равномерно соизволяем, как настоящего честнейшего патриарха Симеона, так и будущих преемников его патриаршего престола, такожде юзбашей и весь честной армянский народ в нашей императорской милости и благоволении содержать”. С этого времени не только армянский народ, но и Церковь и патриарший престол могли рассчитывать в трудную для них минуту на покровительство и защиту русского правительства.

В 1770 году императрица направила в Сенат высочайший указ, где, в частности, говорилось: “Как еще со времени Государя Императора Петра Первого дозволено было здесь и в Москве строить армянские церкви, то вследствие того Мы ныне повелеваем дозволить армянам построить для отправления по их вере церковной службы… на отведенных от полиции пристойных местах публичные каменные строения, так как и построенные с давних лет, кои ветхи, вновь поправить”.

Поэтому вполне закономерно, что вскоре был дан благожелательный ответ Екатерины П на прошение, поданное в апреле 1770 года петербургской армянской общиной во главе с придворным ювелиром И. Лазаревым, “дозволить построить им в Петербурге, для отправления по их вере службы церковь, и под оную отвести им место”. 2 мая 1770 года последовал указ, объявленный генерал-полицмейстером Чичериным: “…армянам те церкви как здесь (в Петербурге — а. А.), так и в Москве построить дозволить, на таком же основании, как и католические строят, для построения оных церквей здесь (в Петербурге — а. А.) и в Москве отвести от полиции способные места”.

К этому указу генерал-полицмейстер Чичерин 22 мая сделал дополнение, сообщив, что он “для построения оной армянской церкви место за способное нашел на Невской проспективе, где малая собственная (придворная. — а. А.) конюшня”. Конюшенная контора, которую запрашивал об этом Чичерин, ответила, что не имеет надобности в месте “по проспективе” (Невскому проспекту. — а. А.) до Казанской церкви, “от двора умершего камергера Возжинского, по улице поперечнику 31 сажень, в длину во двор, под дворы смежные купцов Бока и Пучкова 41 сажень”. Малая собственная конюшня императрицы, о которой упоминается в указе, и деревянные строения при ней были снесены, и в мае 1771 года было начато строительство храма.

Возведение армянского храма в Петербурге тесно связано с именем Ованеса Лазаряна (Ивана Лазарева) (1735–1801) — одного из прогрессивных деятелей армянского освободительного движения в XVIII веке, направленного на свержение турецкого ига. Отец И.Л. Лазарева — Лазарь Назарович Лазарев—прибыл в Россию в 1750 году из Новой Джульфы (близ Исфахана, Иран). Свое дело в России Лазаревы начали с основания шелковых мануфактур, а к 1770-м годам владели крупнейшими горнозаводскими предприятиями. Старший сын Лазаря Назаровича Лазарева Иван отличался особым талантом в области предпринимательства и политической деятельности. Он не раз с успехом выполнял сложные правительственные поручения дипломатического и финансового характера.

20 мая 1774 года Ивану Лазаревичу, как и его отцу и братьям, было пожаловано российское дворянство, на основании “диплома на графское достоинство от Римского императора Иосифа барону Иоанну фон Лазареву”.

Иван Лазарев был советником Екатерины II по вопросам восточной политики, советником Государственного банка России, ювелиром императорского двора. Он также числился викарием Эчмиадзинского патриаршего престола и сопровождал архиепископа Иосифа Аргутинского в поездках по России.

Семья Лазаревых в течение ста лет, до самого ее прекращения в 1871 году по мужской нисходящей линии, отличалась благочестием, благотворительностью и любовью к просвещению. Они построили для своих единоверцев храмы в Петербурге и Москве, основали в Москве для образования своих соотечественников Армянское училище (1815), переименованное впоследствии в Лазаревский институт (ныне — Институт востоковедения), учредили армянскую типографию, издавали религиозные и исторические памятники древней армянской литературы и участвовали во всех начинаниях, имевших целью религиозно-нравственное просвещение своих единоверцев.

Строительство армянской церкви в Санкт-Петербурге — “в знатном у столицы положении на Большом проспекте (то есть Невском), против каменного Гостиного двора”, — началось в мае 1771 года по инициативе и отчасти на личные средства И.Л. Лазарева. На строительство церкви он пожертвовал 30 тысяч рублей. Неподалеку от места строительства был возведен и дом Лазарева, который он впоследствии подарил церковной общине. Обстоятельства, связанные со строительством церковных зданий армянской общины, довольно необычны. О них рассказывает петербургский историк С. Шульц.

В начале 1770-х годов Иван Лазарев предложил императорскому двору и фавориту императрицы Екатерины II Григорию Григорьевичу Орлову приобрести оказавшийся в его владении огромный алмаз, захваченный в начале 1740-х годов в Индии знаменитым персидским завоевателем Надир-шахом и похищенный после его убийства в 1747 году. На несколько лет след алмаза был утерян, а в середине 1760-х годах он был куплен богатым купцом джульфинцем Григорием Сафрасом, приходившимся дядей братьям Лазаревым, переехавшим в Россию из Голландии и просившим племянников Ивана и Екима быть его душеприказчиками.

У Орлова не хватило денег на покупку драгоценности, но он показал алмаз императрице, и она заплатила за него Ивану Лазареву миллион золотых рублей из сумм Кабинета двора. Это было сделано без огласки, и в 1773 году, в день тезоименитства императрицы, алмаз был преподнесен ей Г. Г. Орловым “вместо букета”; таким образом алмаз приобрел имя “Орлов”. (Ныне он находится в Алмазном фонде России в Оружейной палате.) Часть огромной суммы денег, полученной за алмаз и выплачивавшейся казной в четыре этапа, Иван Лазарев вложил в постройку армянской церкви на Невском проспекте и двух домов при ней.

В эти годы произошло событие, важное для армян, живших в России. В 1773 году католикос Симеон учредил Российскую епархию Армянской апостольской церкви (в 1780 году она была переименована в Ново-Нахичеванскую) и направил в Россию 30-летнего архиепископа Овсепа Аргутянца (Иосифа Аргутинского), сначала в Астрахань в качестве епархиального епископа “обитающих в России армян”, а вскоре (в том же году) в Санкт-Петербург, где к молодому архипастырю весьма благоволили иерархи Русской православной церкви — митрополит Московский Платон (Левшин) и митрополит Санкт-Петербургский Гавриил (Петров). Иосиф Аргутинский был одной из центральных фигур в деле переселения армян в Россию. Благодаря дружескому расположению к нему влиятельных иерархов нужды Армянской церкви и армянского народа нашли в архиепископе Иосифе сильного и авторитетного защитника. Ближайшим сотрудником архиепископа Иосифа стал И.Л. Лазарев: он сопровождал его в поездках по России и служил для него переводчиком.

В начале 1780 года строительство армянской церкви в Санкт-Петербурге было завершено. Возведенная по проекту российского архитектора (немецкого происхождения) Георга Фридриха (Юрия Матвеевича) Фельтена (1730–1801), эта однокупольная церковь явилась замечательным памятником архитектуры русского раннего классицизма. В убранстве ее фасадов была широко использована скульптура. Главный вход в храм был отмечен портиком, увенчанным треугольным фронтоном.

Иконы для высокого иконостаса (уничтоженного в советское время) выполнил живописец К.-Л. Христинек. Обращенный к Невскому проспекту фасад церкви отмечен строгим портиком, на фронтоне которого сохранился скульптурный рельеф, сюжет которого взят из истории Армении и уже этим уникален для монументальной скульптуры Петербурга XVIII века. Сюжет можно назвать так: “Патриарх Григорий Просветитель совершает крещение царя Трдата III”. Рельеф выполнен неизвестным мастером в лучших традициях классицизма.

18 февраля 1780 года духовный предводитель российских армян архиепископ Овсеп Аргутянц (Иосиф Аргутинский) освятил церковь во имя Cв. великомученицы Екатерины, небесной покровительницы императрицы. Это освящение происходило в торжественной обстановке: на нем присутствовали князь Г. А. Потемкин (1739–1791) и многие высокопоставленные лица. Архиепископ сказал на армянском языке проповедь, в которой прозвучала благодарность “преславной стране Российской, где народ наш обитает”, Петру Великому и Екатерине II, которая “отверзла нам в Россию врата спасения и во славу которой сей храм наименован”. Проповедь в переводе на русский язык была издана в виде брошюры и роздана присутствовавшим, а специально для императрицы и князя Потемкина были изготовлены отдельные экземпляры в ценных переплетах.

Текст сказанной архиепископом Иосифом речи в двух экземплярах и в особых роскошных переплетах был поднесен князем Потемкиным как императрице, так и великому князю. Екатерина II в знак благоволения к архиепископу 23 февраля прислала ему богатую панагию и крест, украшенный драгоценными камнями, а 3 мая того же 1780 года он был принят ею и поднес ей чин молебствия за российский царствующий дом, составленный скончавшимся к тому времени католикосом Симеоном (1780). Императрица не присутствовала на освящении, но в последующие годы бывала в армянском храме по меньшей мере дважды, заказывала молебны. Что же касается князя Потемкина, то, как рассказывают, он бывал в церкви почти каждое воскресенье. Вероятно, и потому, что адъютантом князя был сын графа Ивана Лазарева Артемий.

В 1790 году владыка Иосиф и граф И.Л. Лазарев подали императрице “Записку о целесообразности заселения армянами юга России”, получившую положительный ответ. Архипастырь всемерно содействовал обустройству армянских переселенцев, открытию школ, светскому образованию, за что удостоился самых высоких оценок русских и армянских политиков и историков. Иосиф Аргутинский понимал, что единственная возможность освободить родину — тесная связь с Россией.

В эти годы число армян, обосновавшихся на жительство в Санкт-Петербурге, росло, хотя в конце ХVIII века армянская община была все же сравнительно небольшой, но духовно сплоченной. “Армянский народ состоит не более как из ста человек, но имеет 2-х священников”, — отмечал один из тогдашних бытописателей Санкт-Петербурга.

Тем не менее город занимал важное место в деле армянского просвещения. В стенах Академии наук разрабатывалась программа первой армянской школы на территории России, которую предполагалось открыть в Астрахани. В числе предусмотренных для нее предметов были география, математика, физика, всеобщая история, естествознание, иностранные языки. Инициатором составления этой программы был крупный промышленник и видный представитель армянской общины в Петербурге Маргар Манучарян. Он же в числе других оказал содействие в открытии в армянском церковном доме на Невском проспекте первой армянской типографии в России, основанной Григором Халдаряном.

Пожилые прихожане умирали, и, согласно тогдашним традициям, их следовало хоронить на отдельном кладбище. Это побудило протоиерея Стефана Лорис-Меликова, священника армянской церкви, составить прошение, которое было направлено в Санкт-Петербургское губернское правление. “До настоящего времени в Санкт-Петербурге Церкви и по милости нашей религии армян, умершие похоронялись на Васильевском острову у Смоленской на кладбище, отведено для лютеран, — писал о. Стефан. — Некотором по множеству хороненных, остается место стесненное, ныне по умножению сдесь национальных нужно для нации нашей армянской, иметь особое кладбище. Поверенной мне от Преосвященного Иосифа Архиепископа Гайканского (армянского. — а. А.) доверенности во управление здешней церкви всех по духовенству потребностей, покорно прошу, дабы повелено было, на Васильевском острову, подле оноеж лютеранское кладбище, вниз по речке в длину и в широту на сто сажен отвесть для армянской нации кладбище, и куды надлежит об отводе благоволить сделать предписание. Генваря 26 дня 1791 года подлинной подписал, и сему прошению протопоп Стефан Лорис Меликов, руку приложил”.

О том же писал в своей челобитной Иван Лазарев: “Здешней нашей церкви от протопопа Стефана в губернское правление подана просьба об отводе на Васильевском острову нашей нации место для кладбища; но отвода онаго желаю я на оном месте для помещения и призрения из нашей нации или других бедных построить каменное жилище, и чтоб впредь из нашей нации умерших не привозить в нашу церковь на Невском проспекте состоящую, но прямо таковых из домов отвозить на кладбище для отпевания и погребения покойных на оном же месте. Желаю я на собственном своем иждивении в услугу нации нашей, и для поминания души ныне лишенного сына моего построить каменную небольшую церковь. Подлинное подписал Иван Лазарев. 10 генваря 1791 года”.

Оба прошения были рассмотрены — “об отводе на Васильевском острове при кладбище иноверных особого для их нации места, на коем коллежский советник Лазарев желает построить для помещения и призрения бедных каменное жилище, а для погребения умирающих армян каменную небольшую церковь”. ( В 1747 году на острове Голодай было отведено место для погребения “чужестранных обывателей разных вероисповеданий”. Здесь хоронили и армян, но обособленного армянского участка до 1790-х годов не было).

Частным указом от 15 февраля 1791 года Екатерина II извещала санкт-петербургского губернатора: “Господин генерал-поручик и Санкт-Петербургский губернатор Коновницын! Вследствие прошения здешней армянской церкви протопопа Стефана об отводе на Васильевском острову при кладбище иноверных особого для их нации места, на коем коллежский советник Лазарев желает построить для помещения и призрения бедных каменное жилище, а для погребения умирающих каменную небольшую церковь, повелеваем как просимое место ради вышесказанной надобности отвесть, так желаемое на нем строение произвести дозволить”.

Как следует из содержания этого документа, строительство армянской кладбищенской церкви было начато на средства того же И.Л. Лазарева; оно началось на территории, отведенной армянам рядом со Смоленским православным кладбищем, которое существует с 1756 года. Армянское кладбище было запланировано как прямоугольник, имеющий 100 саженей в длину и столько же в ширину.

История строительства второго армянского храма в Санкт-Петербурге — церкви Св. Воскресения, расположенной на территории армянского Смоленского кладбища, связана с горем, постигшим семью И.Л. Лазарева. В 1791 году на русско-турецкой войне (1787–1791) погиб его единственный сын и наследник, гвардейский офицер, адъютант князя Г.А. Потемкина 23-летний Арутюн (Артемий) Иванович Лазарев. Его останки были перевезены в Россию и погребены на том месте, где вскоре было начато строительство храма. Церковь была заложена по высочайшему разрешению 4 мая 1791 года и строилась на средства И.Л. Лазарева как усыпальница для погибшего сына, а затем стала семейной усыпальницей Лазаревых.

Строительство церкви было завершено к 1794 году. 5 мая того же года она была освящена духовным предводителем российских армян архиепископом Иосифом Аргутинским и настоятелем церкви протоиереем Степанносом Лорис-Меликовым. Церковь построена в стиле русского классицизма конца XVIII века. Ее объемно-пространственные формы довольно просты и скромны. Существует убедительное предположение историков архитектуры, что проект армянской церкви Св, Воскресения (Сурб Арутюн) также принадлежит выдающемуся мастеру Ю.М. Фельтену. Настоятелем церкви стал протоиерей Стефан, один из двух армянских священников Петербурга.

И.Л. Лазарев скончался в чине действительного статского советника в 1801 году в возрасте 66 лет. В 1802 году, уже после смерти графа, в притворе церкви было установлено беломраморное надгробие, ваявшееся в течение 10 лет знаменитым скульптором И.П. Мартосом, автором памятника Минину и Пожарскому на Красной площади в Москве. (В 1934 году шедевр Мартоса перевезли в Музей городской скульптуры в здании Благовещенской церкви Александро-Невской лавры). Здесь же, при храме, были похоронены жена И.Л. Лазарева Екатерина Ивановна, умершая в 1819 году, и его братья Минас и Еким.

Армянская община в Санкт-Петербурге обладала и недвижимой собственностью. Одновременно с храмом Св. Екатерины и тоже на средства И.Л. Лазарева по проекту Фельтена строился восточный флигель (ныне Невский пр., 42). Дом был завершен к 1777 году и предназначался для причта. Двухэтажный, на высоком цокольном этаже, он своей ясной и строгой архитектурой продолжил характерную для того времени застройку Невского проспекта. (В 1835–1837 годах здание было перестроено и надстроено по проекту А.И. Мельникова).

В 1785 году И. Л. Лазарев подал прошение на высочайшее имя о строительстве второго дома. В обращении к Екатерине II он выразил желание внести свою лепту в украшение города: “Пустырь другой половины церковной земли будет безобразием в симметрии великолепной столицы, и ежели приступить к исправлению того безобразия, от чего последовать должно немалое всему проспекту украшение…” В 1794 году императрица дала разрешение на строительство дома при церкви Св. Екатерины, “выходя из оной по правую руку”. (Ныне — Невский пр., 40.) Этот западный флигель ансамбля строился в 1794–1798 годах, очевидно, по проекту архитектора Е.Т. Соколова. Фасад здания близок к решению фасада восточного флигеля, только на уровне третьего этажа были помещены барельефы как дань новым веяниям в архитектуре. Оба церковных здания сохранили отделку интерьеров и ценны как прекрасные образцы жилого дома конца XVIII — начала XIX века. Лицевые и дворовые флигели образуют тесный двор, обрамляют церковь, не соперничая с ней своим скромным обликом. Если И.Л. Лазарев пожертвовал на строительство церкви Св. Екатерины 30 тысяч рублей, то дом и каменный флигель стоили ему в 50 тысяч рублей.

В 1778 году Лазареву и его наследникам было дано право на пользование “всем произведенным строением, яко собственностью”. В 1800 году архиепископ Иосиф заверил завещание Лазарева, по которому тот даровал санкт-петербургской армянской церкви и общине свою недвижимость.

В Российской национальной библиотеке хранится папка, озаглавленная: “Лазарев Еким: Документы о разделе наследства Екима Лазарева и об имущественных отношениях его детей. 1800–1859 гг.”. Речь идет о тексте духовного завещания действительного статского советника и кавалера Ивана Лазаревича Лазарева в пользу его многодетного брата Екима Лазаревича Лазарева. В этой папке есть следующий документ (орфография подлинника): ИМПЕРАТОРСКОГО ВОСПИТАТЕЛЬНОГО ДОМА. СПБ. ОПЕКУНСКИЙ СОВЕТ СВИДЕТЕЛЬСТВУЕТ, ЧТО ПРИЛОЖЕННОЕ У СЕГО ЗАВЕЩАНИЕ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОГО СТАТСКОГО СОВЕТНИКА И КАВАЛЕРА ИВАНА ЛАЗАРЕВИЧА ЛАЗАРЕВА ЕСТЬ ПОДЛИННОЕ И ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ТО САМОЕ, КОТОРОЕ ЗА ПЕЧАТЬЮ БЫЛО ПРИНЯТО В СОХРАННУЮ КАЗНУ.

“Петербургская часть” завещания содержит такие строки: “В наследие жене моей Катерине Ивановне определяю купленную мною на ея имя Санктпетербургской губернии в Гдовском уезде Заянскую вотчину 2 тысячи душ, которую оставляю ей в собственность. — Сверх того все имеющееся в петербургском доме моем состоящем на Церковном дворе движимое мое имущество, как то: Бралиянты, серебро, мебели, разные вещи, екипажи с приборами и прочее все оставляю жене моей в собственность и по ея смерти отдать кому она заблагорассудит, кроме картин и фамильных портретов, о коих упомянуто будет ниже; касательно же до письменных дел и бумаг в кабинете моем находящихся, то все по смерти моей немедленно ей жене моей запечатать, а каким образом потом с ними поступить, о том оставлю ей особую записку. При том завещаю во-первых: владеть ей жене моей и пользоваться по смерть ея петербургским домом моим на Церковной земле мною построенным от оных Церковных домах распоряжения и Архиепископом нашим, Иосифом утвержденнаго”.

Согласно завещанию, наследник И.Л. Лазарева, его младший брат О.Л. Лазарев обязывался внести в Опекунский совет 200 тысяч рублей с тем, чтобы из основного капитала и процентов с него составилась сумма, достаточная для сооружения “со временем приличного здания для воспитания и обучения бедных детей из армянской нации”. По завещанию дома передавались наследникам Лазарева по мужской линии до четвертого колена, после чего становились собственностью армянской общины. (В 1904 году князь С.С. Абамелек-Лазарев передал дома по Невскому пр., 40–42 армянскому церковному управлению).

Конец ХVIII — начало ХIХ века

Во время правления императора Павла I (1796–1801) была издана грамота о том, что российская корона берет армянский народ под свое покровительство (1798). В том же году император Павел I купил у графа И.Л. Лазарева его имение в Ропше в память о своем отце Петре III, где тот был убит в результате дворцового переворота.

Архиепископ Иосиф продолжил свою активную деятельность на ниве духовного просвещения. Будучи одним из руководителей армянского освободительного движения, он всецело поддерживал деятельность своих соотечественников, связывавших освобождение Армении с христианской Россией. За свою деятельность архиепископ Иосиф, его братья и племянники были возведены императором Павлом I “в княжеское достоинство с дозволением именоваться Аргутинскими-Долгорукими (Еркайнабазук)”.

Проявляя большой интерес к древнеармянской литературе, особенно к литературе духовной, и стремясь распространять ее среди народа, архиепископ Иосиф основал армянские типографии в Санкт-Петербурге, Новой Нахичевани и Астрахани, в которых был издан ряд богослужебных книг, важнейшие труды Нерсеса Благодатного (Шнорали), некоторые исторические сочинения, а также русский перевод чина священной литургии Армянской церкви и другие богослужебные тексты. В 1799 году в Санкт-Петербурге была напечатана книга под названием: “Исповедание христианской веры Армянской Церкви, переведенное с армянского на российский язык и изданное тщанием преосвященного Иосифа, архиепископа всего армянского народа, обитающего в России, и кавалера князя Аргутинского-Долгорукого” (1-я глава — Исповедание христианской веры; 2-я глава — Чин крещения и миропомазания; 3-я глава — Таинство святой и Божественной литургии). В 1857 году уже вторым изданием был напечатан “Чин священной и божественной литургии Армянской Церкви. Перевод с армянского архиепископа Иосифа князя Аргутинского-Долгорукого” (изд. 2-е. СПб., 1857).

Нельзя обойти вниманием фигуру переводчика и языковеда Григора Ходжамаловича Халдаряна (Халдарова), являющегося пионером армянского типографского дела в столице России. Уроженец Нор Джуги, Г. Халдарян вначале занимался торговлей в Индии, а затем обосновался в Лондоне. Уже будучи известным лондонским книгопечатником, в 1779 году Халдарян перебрался в Россию с целью завести там армянское книгопечатание. По его заказу в Голландии были изготовлены “десять различных шрифтов армянских букв”. Под покровительством архиепископа Иосифа в 1783 году он открыл типографию в одном из домов при церкви Св. Екатерины (левый флигель).

Первым изданием стали сочинения католикоса Нерсеса Шнорали (ХII в.), затем была выпущена книга архимандрита Егише (V в.) “О Вардане и войне Армянской”. Одним из лучших изданий стал составленный им же первый армяно-русский словарь (издан в 1788 году, уже посмертно). После смерти Халдаряна его вдова Екатерина (Катарине) Захаровна продолжила дело своего супруга. Она завершила издание словаря и вошла в историю как первая армянская женщина-издатель. Одним из интереснейших изданий Е. Халдарян стал первый в истории учебник русского языка для армян, озаглавленный “Книга, содержащая в себе ключ познания букваря, словаря и некоторых правил из нравоучения”. Составителем книги была Клеопатра (Мариам) Сафарова, дочь богатого петербургского судопромышленника. Она же усыновила и воспитала будущего известного дипломата и литературного деятеля того периода Артемия Араратского.

В 1789 году типография была перевезена сначала в Нор-Нахичевань (на Дону), а затем в Астрахань. (Вторая армянская типография в Санкт-Петербурге открылась в том же здании в 1812 году).

В 1799 году повелением Павла I в Астрахани была учреждена Армянская Духовная консистория. “В управлении сей консисторией быть церквам, приходам и мирским людям, пребывающим в С.-Петербурге, Москве”, — говорилось в указе, с дальнейшим перечислением целого ряда российских городов, где в то время жили армяне: “…да будут по правилам их церковным в непосредственном управлении пребывающего в России архиепископа Иосифа и его наместника под зависимостью Араратского патриарха”. Кроме этого, в городах, где были крупные армянские поселения: Петербурге, Москве, Кизляре и других, были учреждены особые духовные правления.

Архиепископ Иосиф продолжал пользоваться благорасположением русского правительства. Еще в 1793 году Екатерина II подарила ему бриллиантовый крест на клобук, богатую мантию; император Павел I наградил его орденом Св. Анны I степени. 28 октября 1799 года император Павел I издал грамоту о свободном отправлении армянским народом национального вероисповедания и прочих правах. Архиепископу Иосифу Аргутинскому-Долгорукому и всем армянским обществам была пожалована грамота о даровании льгот и преимуществ.

17 мая 1799 года в Петербурге была издана “Речь, говоренная преосвященным Иосифом — архиепископом всего армянского народа, обитающего в России, и кавалером, князем Аргутинским-Долгоруким на случай пожалования ему ордена Св. Анны 1-й степени в Санкт-Петербургской армянской церкви Святой Екатерины”. В этой проповеди архиепископ с благодарностью отзывался об императоре за его благожелательное отношение к армянскому народу. Наиболее видных из числа армянских епископов, архимандритов и протоиереев, подвластных архиепископу Иосифу, император Павел наградил орденами Cв. Анны II степени и золотыми крестами, украшенными бриллиантами.

В 1800 году архиепископ Иосиф был избран Верховным католикосом, но, к сожалению, недолго возглавлял Армянскую апостольскую церковь. На эчмиадзинский престол он так и не взошел, скончавшись 9 марта 1801 года в Тифлисе, куда заехал по пути в Армению.

Эпоха правления Александра I (1801–1825)

Процесс объединения армян, появление в разных русских городах армянских храмов, учреждение Духовной консистории и духовных правлений — все это свидетельствовало об укреплении позиции Армянской церкви в России. Но, несмотря на это, вплоть до начала XIX века Армянская церковь в России не была признана юридическим лицом, за которым закреплялись бы официальные имущественные права. Начало этому процессу было положено в армянской петербургской общине.

Как уже было отмечено, постройка армянских церквей в Санкт-Петербурге была делом придворного ювелира Ивана Лазарева, за потомством которого признавалось право управления ими. 24 октября 1801 года И. Л. Лазарев скончался и был погребен в семейной усыпальнице в церкви Св. Воскресения на Смоленском кладбище, рядом со своим единственным сыном Артемием. В 1802 году в усыпальнице Лазаревых был сооружен скульптурный мемориал.

В 1804 году жена и дети Ивана Лазарева, скончавшегося в 1801 году, отказались от управления обеими армянскими церквами в Санкт-Петербурге. При этом с согласия наследников Ивана Лазарева был подробно указан порядок управления церковными доходами. В именном указе, направленном санкт-петербургскому военному губернатору, говорилось “о дозволении и разрешении наследникам действительного статского советника Лазарева, согласно их желанию и воле первого завещателя, привести в исполнение статьи постановления об управлении армянских церквей и их собственностей и об освобождении принадлежащих к оным домов от полицейских повинностей”. К этому указу были приложены соответствующие постановления епархиальных армянских архиепископов и Верховного Эчмиадзинского патриарха и католикоса.

Опыт армянской петербургской общины в 1806 году был успешно применен и на других инославных приходах. На основании приведенного указа от 19 июля 1804 года было решено, что и другие инославные общины “должны по примеру состоящей в С. Петербурге армянской церкви… быть освобожденными от полицейских повинностей во всем, на том основании, как постановлено вообще о домах и имуществах, к церквам других армянских исповеданий принадлежащих”. А еще через несколько лет, по указу от 17 ноября 1810 года, имущественные интересы Армянской церкви были ограждены теми же самыми законами, как и имущества Русской православной церкви. (Эти права впоследствии были закреплены и расширены указами 1831 и 1836 гг.)

К этому времени квартиры жилых домов армянской общины (Невский пр., 40, 42) сдавались внаем; в 1823–1825 годах в одном из них жил будущий декабрист Г. С. Батеньков. Впоследствии оба дома неоднократно перестраивались. Любопытно, что в этот период в прицерковном доме Лазаревых располагался литературный салон и его завсегдатаями были многие известные писатели и деятели искусства, такие, как Н. М. Карамзин, П. А. Вяземский, А. И. Тургенев. Бывал здесь и Александр Сергеевич Пушкин.

С осени 1823-го до лета 1832 года в восточном корпусе (д. 42) жил выпускник Санкт-Петербургской духовной семинарии, преобразователь и реформатор государственного устройства России Михаил Михайлович Сперанский, возвращенный в Петербург императором Александром I в марте 1821 года после ссылки и губернаторства в Пензе и Сибири. Вместе со Сперанским в доме армянской церкви жила его дочь Елизавета Михайловна, по мужу – Фролова-Багреева, находившаяся в родстве и близкой дружбе с хозяевами дома князьями Абамелек-Лазаревыми.

В период опалы и ссылки свои письма к Александру I Сперанский посылал не почтой, а с оказией через Лазаревых. В одном из посланий, обращенных к давним друзьям, Сперанский писал: “Милостивый государь, Яким Лазаревич! Я не могу оставить моего уединения, не принеся Вам истинной моей благодарности за все знаки участия Вашего в судьбе моей в такое время, когда не многие смели или хотели признавать себя даже и в знакомстве со мной”.

Пушкин в 1830-е годы бывал у Сперанского и в салоне его дочери, в доме, владельцами которого являлась семья Абамелек-Лазаревых, общаясь и с гостеприимными хозяевами. Тем для разговоров, как можно представить себе, было более чем достаточно. Лазаревых любили и знали в разные годы также А. С. Грибоедов, М. Ю. Лермонтов, Е. А. Баратынский, брат которого Ираклий женился на очаровательной Анне Давыдовне Абамелек-Лазаревой, воспетой пушкинским пером:

Когда-то (помню с умиленьем)
Я смел вас нянчить с восхищеньем,
Вы были дивное дитя.
Вы расцвели — с благоговеньем
Вам ныне поклоняюсь я.
За вами сердцем и глазами
С невольным трепетом ношусь
И вашей славою и вами,
Как нянька старая, горжусь. (В альбом княжне А. Д. Абамелек. 1832) 

В 1822 году архитектор Е.Т. Соколов составил смету на ремонт храма с существенными изменениями его интерьера. Его сохранившаяся отделка отличается от первоначальной.

После кончины католикоса Иосифа (1801) его преемником в качестве духовного предводителя российских армян стал архиепископ Епрем (Ефрем) Дзорагехци. При личной встрече с ним в Санкт-Петербурге император Александр I отметил заслуги архиепископа перед империей и наградил его орденом Св. Анны I степени. 12 сентября 1809 года в праздник Воздвижения Креста Господня новоизбранный католикос по желанию Александра I отслужил молебен в армянской церкви Св. Екатерины, где присутствовали императорская семья и весь высший свет.

Дело духовного просвещения армян, живших в России, продолжили последователи католикоса Иосифа, подвизавшиеся в Санкт-Петербурге, Москве и Астрахани. Все они были в священном сане: о. Иосиф Иоаннесов, о. Артемий Аламдаров, епископ Михаил Салантьян, Гавриил Патканян и др. Отец Иосиф Иоаннесов известен как переводчик “Истории Армении” Моисея Хоренского (Мовсеса Хоренаци) на русский язык (СПб., 1809). А в 1812 году Лазаревы открыли в Санкт-Петербурге вторую армянскую типографию.

Во время нашествия Наполеона на Россию (1812) армянские воины и полководцы проявили такое мужество и преданность России, что император Александр I издал особую высочайшую грамоту от 16 сентября 1813 года на имя армянского народа для “засвидетельствования перед целым светом Монаршей признательности и благоволения и в честь и славу их в памяти потомков” и направил ее католикосу Епрему.

Большое культурное значение имело издание в Петербурге труда Мовсеса Хоренаци “История Армении” (1809) и книги “Жизнь Артемия Араратского” (1813), впервые познакомившей русского читателя с армянской историей ХVIII века. В те годы среди петербургских армян был известен подпоручик Варлаам Ваганов, много переводивший с армянского на русский язык, причем в числе его переводов были такие значительные сочинения, как труд Мовсеса Хоренаци “Плач об Армении” (последняя часть “Истории Армении”) и “Новая книга, называемая увещевание”, составленная Шаамиряном. Важное место в духовной жизни петербургских армян занимал и служивший в Коллегии иностранных дел ученый, владевший несколькими языками, Хоченц (Маргар) Гехамянц. В 1817 году при участии Хоченца была переведена на новоармянский язык Библия. Трудно переоценить роль главы российских армян Иосифа Аргутинского. Благодаря его авторитету и стараниям, а также неутомимой деятельности семьи Лазаревых, Петербург стал важным центром культуры российских армян.

Русское правительство по достоинству оценивало духовно-просветительскую деятельность армянских пастырей. Так, 21 августа 1825 года от министра народного просвещения и главного управляющего духовными делами иностранных исповеданий А. С. Шишкова (1754–1841) последовало предложение Санкт-Петербургскому Армянскому духовному правлению, “по засвидетельствованию преосвященного архиепископа Иоаннеса о ревностном служении наместника армянских церквей в Санкт-Петербурге и Москве архимандрита Серафима… сопричислить его к ордену Св. Владимира IV степени”.

К этому времени политическая обстановка складывалась для Армении благоприятно. В 1801 году к России добровольно присоединились Гугарк и Ширак; в 1813 году по Гюлистанскому мирному договору между Россией и Персией к России добровольно присоединился Арцах (Нагорный Карабах); в 1828 году по Туркменчайскому мирному договору между Россией и Персией к России добровольно присоединяется Восточная Армения. Россия гарантировала юридические и гражданские права населению Армении, на которое не распространялось крепостное право, а Армянская церковь сохраняла свою автокефалию (церковную независимость).

Эпоха правления Николая I (1825–1855)

2 февраля 1827 года в рескрипте на имя архиепископа Нерсеса Аштаракеци (будущего католикоса всех армян Нерсеса V) император Николай I выразил благоволение армянскому народу, проявившему героизм в ходе русско-персидской войны (1826). Армянские иерархи принимали деятельное участие в войнах России с персами и турками, выступая иногда на коне с крестом в руках во главе русских войск. Так поступили в 1827 году при завоевании Эривани патриарх Нерсес I и в 1829 —1830 годах при завоевании Карса и Эрзерума епископы Карапет и Степанос. Возможно, к этому времени относится армянский тост: “Да соделает Господь острым меч русского царя”.

В 1829 году в Санкт-Петербургской губернии проживало 111 армян.

В 1830 году в лоне Армянской апостольской церкви в России была произведена административная реформа; в связи с этим петербургский и московский армянские приходы перешли в юрисдикцию архиепископа Нерсеса, возглавившего новоучрежденную Нахичевано-Бессарабскую епархию. (Впоследствии он был избран Верховным патриархом и католикосом всех армян; 1842–1857). В указе Сенату от 23 апреля 1830 года предписывалось: “Учредить новую армянскую епархию под наименованием Нахичеванской и Бессарабской, включив в оную все церкви сего исповедания, находящиеся в С.-Петербурге, Москве, в губерниях Новороссийских и в области Бессарабской. Начальником сей епархии… быть грузинскому архиепископу Нерсесу, увольняя его от прежней должности”. (Архиепископ Нерсес впоследствии был избран католикосом (1842—1857).

В 1836 году император Николай I издал указ, озаглавленный “Положение об управлении делами Армяно-Григорианской Церкви в России”. Помимо всевозможных вопросов внутрицерковной жизни, “Положение” утверждало выборы католикоса всех армян на Национальном церковном соборе, состоявшем из представителей всех епархий Армении и диаспоры. Участники собора выдвигали двух кандидатов, одного из которых и утверждал император. “Положение” стало своего рода духовным уставом Восточной Армении, управлявшим армянской церковной жизнью с 1836-го по 1917 год. За Армянской церковью закреплялся статус юридического лица и “признавалось право пользоваться, владеть и в особенности распоряжаться своим имуществом”.

К этому времени число армян, живших в Санкт-Петербурге, увеличилось; в 1831 году было решено начать здесь преподавание “в казенном заведении армянского языка”. В 1844 году по высочайшему повелению Николая I в Санкт-Петербургском университете была учреждена кафедра армянской словесности. В сфере арменоведения в университете работали такие видные ученые, как профессора Керовбе (Керопе) Патканов и Николай Адонц, академики Николай Марр, Иосиф Орбели, которыми по праву гордится международное востоковедение.

Территория армянского кладбища значительно выросла: оно было местом упокоения представителей различных сословий. Здесь при кладбищенской церкви был похоронен протоиерей Мартын Иванович Челабов (1834); здесь нашли последнее пристанище потомки известного рода Лорис-Меликовых, здесь покоится прах профессора турецкого языка Ованеса Амиди (1798–1849).

На Смоленском армянском кладбище похоронены известные деятели, внесшие большой вклад в развитие национальной культуры. К их числу принадлежит Александр Макарьевич Худобашев (1780–1869), опубликовавший “Армяно-русский словарь, составленный по лексикону, изданному в Венеции” (Ч. 1–2. М., 1838), а также “Исторические памятники вероучения Армянской Церкви, относящиеся к ХII веку— (перевод с армянского) (СПб., 1847). Следует сказать и о профессоре Санкт-Петербургского университета Керопэ Петровиче Патканове (1833–1889), чье надгробие также сохранилось. Он родился в Ставрополе в семье священника, занимался научной деятельностью на кафедре армянского языка при Восточном факультете Санкт-Петербургского университета; в 1864 году стал профессором. Его магистерская работа была написана на тему: “Опыт истории династии Сасанидов по армянским источникам” (СПб., 1863), а его докторская работа носит название “Исследование о составе армянского языка” (СПб., 1864). Общее число его печатных трудов насчитывает около 40 наименований, некоторые из них были переведены на французский и немецкий языки. Он состоял членом многих научных обществ, присутствовал на нескольких съездах ориенталистов, собиравшихся в западноевропейских странах.

Представители петербургской армянской общины проявляли себя в различных сферах деятельности: это и химик Карп Никитич Гайрабетов (1906), и генерал от кавалерии Агаси-бек Авшаров (род. в Шемахе в 1834 году, скончался в Санкт-Петербурге в 1907 году), и инженер путей сообщения Христофор Аветович Ярамышев (из г. Шуши, скончался в 1918 году) и многие другие. Даже те немногие имена, которые были упомянуты, дают основание говорить о Смоленском армянском кладбище как о национальном мемориале.

Особо следует сказать о министре народного просвещения статс-секретаре графе Иване Давидовиче Делянове. Иван Давидович родился в 1818 году, умер 29 декабря 1897 года. Первоначальное образование Делянов получил в Лазаревском институте и кончил курс юристом в Московском университете. Состоял на службе с 1835 года; в 1858 году стал попечителем Санкт-Петербургского учебного округа, а затем министром народного просвещения (с 1881 года) В 1885 году был возведен в графское достоинство. По воспоминаниям современников, отличительными чертами графа были доброта и доступность. “Учащим и начальствующим” он рекомендовал “постоянно помнить, что в этом великом, святом служении нужны не слова, а дело, не форма, а живая душа”, “справедливость, снисходительность, дружелюбность, доброжелательство, словом, должны в деле начальствования и воспитания юношества постоянно воодушевляться высшей христианской любовью”.

Выдающейся личностью был и Лазарь Маркович Серебряков (Казар Маркосович Арцатагорцян), принадлежащий к плеяде выдающихся военачальников. Он был не только флотоводцем, не только организовал морские перевозки грузов и строительство новых укреплений на российском побережье. Член Русского географического общества, Серебряков собирал ценнейшие данные о землях и народах от Сухуми до Кубани. Кавказские войны 1830–1850-х годов выдвинули Лазаря Марковича в ряды видных военно-политических деятелей. Будущий адмирал родился в 1798 году в крымском селе Карасубазаре (г. Белогорск) в семье видного российского политического деятеля Маркоса Саркисовича Кюмушли-Арцатагорцяна. Во время русско-турецкой войны в 1771 году поступил на российскую военную службу. Начальное образование Арцатагорцян получил в местной армянской приходской школе, затем учился в Одесском лицее. В 1810 году он поступил в школу гардемаринов в Николаеве и в 1825 году стал командиром корабля. В 1828 году, в начале русско-турецкой войны, он был назначен адъютантом начальника Главного морского штаба А. С. Меншикова и в составе десантных войск высадился на берег Анапы. Серебряков принимал участие во всех сражениях у стен Варны, а также во взятии турецких морских крепостей Месемврии, Мидии, Инады.

В немалой степени благодаря усилиям Серебрякова за 3–4 года Новороссийск и Анапа приняли вид благоустроенных городов. На карте появились новые населенные пункты и укрепления. Помимо всего прочего, он устроил училище, библиотеки, клуб для детей местных жителей. 7 ноября 1853 года семь кораблей и восемь казацких лодок под командованием вице-адмирала Серебрякова, разбомбив занятый турками пост Св. Николая, предприняли морской поход вдоль анатолийских берегов. У Трапезунда русские корабли вступили в бой с турецким флотом, взяли в плен один корабль и уничтожили остальные. Вскоре Серебрякову поручили защиту Керчи и Азовского моря. Л. М. Серебряков умер в 1862 году в Петербурге. В 1955 году останки флотоводца были торжественно перезахоронены в пантеоне героев обороны Севастополя. В 1977 году одна из улиц Новороссийска была названа именем адмирала.

В 1841 году была проведена реконструкция церкви Св. Екатерины по проекту архитектора Л.Ф. Вендрамини. А кладбищенская Воскресенская церковь в середине XIX века стала приходской, при ней открылось армянское благотворительное общество. В 1894 году на кладбище насчитывалось 410 захоронений. Здесь похоронены многие видные представители армянской общины. В списках армянского некрополя значатся имена армянских ученых, военных, купцов, представителей самых разных профессий и сословий.

Вторая половина ХIХ века

В ноябре 1866 года император Александр II утвердил избрание духовного пастыря Брусы (территория Турции) Геворга IV католикосом всех армян. От имени императора новоизбранному католикосу были вручены орден Св. Александра Невского, бриллиантовый крест для патриаршей камилавки (который после Геворга IV носили армянские католикосы) и верительная грамота с приглашением посетить Санкт-Петербург. Встреча Геворга IV с Александром II состоялась 14 октября 1867 года в Георгиевском (Большом Тронном) зале Зимнего дворца, где католикос преподнес императору дарственную грамоту и подвеску (ныне в собрании Эрмитажа). Лицевая сторона подвески представляет собой золотую пластину с изображением св. Георгия Победоносца, окруженным бриллиантами с расходящимися золотыми лучами. С оборотной стороны подвеска имеет матовую стеклянную крышку, сквозь которую видны мощи; вокруг крышки – гравированная надпись на армянском языке.

В 1880 году, к 25-летию воцарения Александра II католикос Геворг IV преподнес императору иллюстрированное Евангелие на армянском языке, для которого в петербургской ювелирной мастерской Сазикова изготовили серебряный позолоченный оклад. Укрепленная на внутренней стороне оклада пластина гласит: “Государю императору Александру II 1855–1880 Эчмиадзинский Патриарх, Католикос народа гайканского Геворг IV”. Изящных размеров рукопись (15 х 11 см) на тонком белом пергамене украшена многочисленными миниатюрами. Она была написана в Амасии (соврем. Турция), в середине ХVII века и иллюстрирована художником Лазарем (ныне — в собрании Эрмитажа).

Если первые армяне Петербурга занимались главным образом торговлей, то к середине ХIХ века многочисленной частью армянской общины стали преподаватели и студенты высших учебных заведений. К тому времени основными мигрантами стали молодые армяне, приехавшие в столицу России для получения образования или для усовершенствования в различных областях науки, прежде всего в медицине и филологии. Хотя в Петербурге не было армянского учебного заведения, здесь уже с первой половины ХIХ века армянский язык преподавали в университете, а в 1849 году была создана кафедра армянского языка и литературы. (Она была второй по счету в России; первая такая кафедра была открыта в 1842 году в Казанском университете.) На кафедре работали такие маститые армяноведы, как Н. Бероев, К. П. Патканов, Н. Я. Марр, Н. Г. Адонц. Здесь, наряду с Московским Лазаревским институтом, осуществлялась подготовка кадров арменистов.

В 1858 году в журнале “Духовная беседа” были опубликованы две работы епископа Псковского и Порховского Гермогена (Добронравина): “Краткий очерк Армяно-Григорианской Церкви” и “Вероучение Армянской Церкви”. Изложив вероучение Армянской апостольской церкви, епископ Гермоген сделал в целом не традиционный для своего времени вывод о большой близости двух Церквей: “Обозрев… главнейшие члены христианского учения, исповедуемые Армянской Церковью, мы видим, — пишет он, — что эта Церковь относительно вероучения имеет разительное сходство с Церковью Православной. Мало того, она по своему вероисповеданию гораздо ближе к ней, чем другие Церкви, каковы, например, Римско-Католическая и Лютеранская, с которыми она не согласна в том же, в чем не согласна с ними и Церковь Православная”.

Во второй половине ХIХ века в Петербурге уже было сосредоточено несколько типографий, в которых издавались как научные труды по арменоведческой и исторической литературе, так и периодические издания. В 1863 году вышла первая в столице армянская газета “Юсис” (“Север”), просуществовавшая около года; в 1887–1898 годах издавался иллюстрированный литературно-художественный ежегодник “Аракс”; в 1903–1904 годах — ежегодник “Банбер граканутюн ев арвест” (“Вестник литературы и искусства”), сатирические журналы “Арцункнер” (“Слезы”) и “Саприч” (“Цирюльник”). В 1869 году из 370 проживавших в Петербурге армян 78 % составляли представители интеллигенции, 8 % — зажиточная прослойка, 7 % — рабочие и ремесленники, и, кроме того, было 11 генералов и офицеров, 4 священнослужителя. И в дальнейшем армянское население Петербурга существенно отличалось от других армянских общин в России высоким удельным весом представителей интеллигенции.

Армянский приход Петербурга в течение почти всего ХIХ века оставался относительно немногочисленным; на 1869 год, например, он насчитывал 329 прихожан. (Остальные четыре десятка армян принадлежали к другим конфессиям.) Одним из существенных источников дохода, необходимого для повседневных нужд общины, была, как и ранее, сдача внаем жилых домов (Невский пр., д. 40 и 42). В 1835–1837 годах восточный корпус (Невский, 42) был перестроен по проекту А. И. Мельникова.

С 1854-го по 1872 год в верхнем этаже дома № 42 жил со своей семьей Федор Иванович Тютчев (1803–1873), поселившийся здесь по приглашению семьи Абамелек-Лазаревых. В одном из своих писем (Санкт-Петербург, 23 июля 1854 года) поэт упоминает о квартире “в доме Армянской церкви, в третьем этаже, окнами на Невский проспект”. “Там 14 комнат с паркетом, — пишет Тютчев. — Сам хозяин, старик Лазарев, давнишний друг нашей семьи, пришел мне ее предложить. Она сдается с дровами и водой, конюшней и сараем, за 1500 рублей в год”. А в письме от 11 августа 1854 года Тютчев сообщает: “Я сегодня окончательно нанял квартиру, о которой шла речь. Старик Лазарев очень доволен иметь нас жильцами”.

Первое десятилетие жизни Тютчева в армянском доме — это годы его близости с Еленой Денисьевой. Младшие сестры Елены учились в одном классе с дочерьми Тютчева. В доме Лазаревых Тютчев пережил самое большое горе в своей жизни: 4 августа 1864 года Елена Александровна Денисьева скончалась от чахотки через несколько месяцев после рождения их третьего ребенка. Но куда бы потом ни забрасывала поэта судьба, он возвращался под крышу ставшего для него родным армянского дома. “Наконец я водворился со вчерашнего дня, здрав и невредим, в доме армянской церкви, где я почувствовал себя как бы надевшим халат”, — читаем в письме Тютчева от 28 августа 1869 года.

В соседнем флигеле армянской церкви — доме № 40 по Невскому проспекту — в 1873 году, в год смерти Тютчева, разместилась редакция газеты “Новое время”, основанной в 1871 году А. С. Сувориным, одним из замечательнейших русских журналистов и книгоиздателей. Абамелек-Лазаревы финансировали его издательство.

В 1891 году армянский храм на Невском проспекте подвергся некоторой перестройке. Он был разделен перекрытием на два этажа. (Впервые реставрационные работы в церкви Св. Екатерины велись еще в 1837 году.) А в 1908 году здание церкви подверглось реставрации под наблюдением архитектора А. И. Таманяна. По его рисунку в 1906 году были исполнены металлические створы решетки входных дверей. (Первоначально церковь отделялась от улицы расположенными между жилыми корпусами на Невском воротами с пилонами, увенчанными скульптурами львов; однако уже к концу XIX века эти ворота были убраны.)

О тогдашнем состоянии армянской общины в Санкт-Петербурге повествуется в книге Габриэля Тер-Габриэльянца “Армянская колония в Москве и Санкт-Петербурге” (М., 1888).

Армянская колония Петербурга, подобно московской, не имеет своего определенного квартала, а разбросана по всему городу. Уже с незапамятных времен армяне начали переселяться в Петербург. Так, в царствование императрицы Екатерины II прибыл из Персии армянин Лазарев, которого по справедливости можно считать прапраотцом армянской колонии. За свои заслуги Русскому императорскому дому он был пожалован в дворянское достоинство Российской империи. Вот по его-то иждивению и основана армянская церковь в Петербурге. Церковь помещается в лучшей части города, а именно на Невском проспекте, вблизи Гостиного двора, то есть в центре торговой деятельности Петербурга, а потому церковная недвижимая собственность приносит церкви большой годовой доход. Церковными делами распоряжается совет при армянской церкви. В настоящее время он состоит из председателя — князя Семена Давидовича Абамелек-Лазарева и постоянных членов: Г.А. Эзова, Н.С. Санасарова и др.; на нем лежат обязанности в управлении церковным имуществом и в распределении пособий недостаточным армянам, проживающим в Петербурге, и действительно надо отдать справедливость совету, что как само здание храма, так и другое недвижимое имущество содержатся в образцовом порядке. В настоящее время настоятелем при храме состоит отец Хорен, в мире Стефане. Прежде он состоял редактором “Гайкакан-Ашхар”, то есть “Армянский мирок” в Тифлисе, где он считается первым из учредителей Мариамян Ориордац Усумнаран, то есть Мариинское женское училище. Человек ученый и как писатель, известный всему цивилизованному миру, обладающий добрым и чувствительным сердцем и вполне входящий в нужды и потребности своей паствы. Как добрый христианин и любитель стародревних армянских церковных обрядов, я в бытность мою в Петербурге очень часто посещал армянскую церковь и должен сознаться, что благолепие службы и сила проповеди отца Хорена не оставляет желать ничего лучшего.

В настоящее время при армянской церкви составился вполне образцовый хор любителей из молодых людей, большей частью получающих среднее и высшее образование в Петербурге. Не могу из них не указать на двух замечательных талантливых певцов церковного пения: баса С. и тенора Д., голоса которых раздаются подобно звону небесных колокольчиков. Да, давно уже в Петербурге армяне не имели такого духовного пастыря, вместе с тем сильного духом проповедника и хорошего знатока армянской литературы. Так в четверг на Страстной неделе Великого поста отец Хорен произнес замечательную проповедь, основанную на текстах Евангелия, взятых от Матфея, Марка, Луки и Иоанна. Моих слабых сил не хватает, чтобы передать вполне точно эту замечательную проповедь…

После проповеди и службы вечерней ровно в девять часов вечера начался “плач Христа”. Все свечи были потушены, и в храме воцарился полнейший мрак. Вся армянская колония была в сборе. В настоящее время по инициативе отца Хорена у дверей армянской церкви сделана следующая заметка, которую давным-давно следовало бы принять к сведению каждому армянину: “Церковь просит почтеннейшую армянскую публику, которая приходит слушать богослужение, держать себя как прилично христианам и, не развлекаясь ничем посторонним, слушать слово Божие”.

Петербургские армяне, подобно московским, имеют свое собственное кладбище. От Смоленского православного кладбища на Васильевском острове отделено место для погребения умерших армян. Кладбище окружено прекрасной каменной оградой и содержится в чистоте и порядке. Роскошная растительность, повсюду рассаженная, украшает его. Множество поставлено роскошных и богато украшенных памятников, и тут же могилы бедняков, также нашедших здесь свое упокоение.

Последние десятилетия XIX века были тяжелым временем для армянского народа. Мирный договор, заключенный после окончания русско-турецкой войны 1877–1878 годов в Сан-Стефано, не смог защитить армян. Это привело к “систематическому вырезыванию армян” и массовому переселению армянских семей.

Гонения со стороны Оттоманской империи особенно усилились с 1894 года, вследствие чего из сопредельных с Россией земель десятки тысяч армянских семейств, спасая жизнь, устремились в Россию. (Только в одном Стамбуле в 1896 году было вырезано 6 тысяч армян.) Перенося лишения, они оседали не только в Южной России, но добирались даже до Москвы, Санкт-Петербурга и Финляндии. Российская общественность осуществляла массовый сбор средств в пользу этих беженцев. Силами русских прогрессивных кругов был издан сборник под названием “Братская помощь пострадавшим в Турции армянам” (М., 1897), доход от продажи которого направлялся в помощь жертвам гонений. Сборник завершался стихотворением Ф. И. Тютчева, которое в те годы оказалось очень актуальным:

Не в первый раз волнуется Восток,
Не в первый раз Христа там распинают,
И от “креста” луны поблекший рог
Щитом своим державы прикрывают.

Несется клич: “Распни, распни Его!”
Предай опять на рабство и на муки!
— О Русь, ужель не слышишь эти звуки
И, как Пилат, свои умоешь руки?
Ведь это кровь из сердца твоего! 

В это трудное время, в 1895 году, Петербург посетил Верховный католикос Мкртич I (Айрик) (1893–1907). Здесь он был принят императором; он несколько раз присутствовал за богослужениями в армянском храме и проповедовал при стечении многочисленных прихожан. В одной из своих проповедей, касаясь бедственного положения армянских беженцев, он сказал: “Когда израильский народ был уведен в Вавилон, у прибывавших из Иерусалима он спрашивал о здоровье и целости Иерусалима. Вы — тоже переселившиеся на берега Невы, братья, знаю, и вы тот же вопрос задаете мне: └Айрик, ты откуда прибыл, скажи нам, здрава ли наша родина-мать — Армения, живы ли ее дети?“ Я знаю, и между вами есть люди со слабой верой, которые потеряли надежду, которые в отчаянии говорят: Армения погибла или полупогибла. Но я оповещаю вас: Армения еще жива и останется жива. Если Армения много потеряла, все-таки под охраной Божией вот 4 тысячи лет живут ее дети. Вы хорошо знаете, что Армения ныне разделена между двумя соседними государствами. Вы счастливы, вам выпал удел под мощной охраной великой России свободно исповедовать свою христианскую веру и, при условии честного труда, пользоваться всеми правами земной жизни; но братья наши в другой части Армении, подпавшей под власть турок, ныне стонут от всевозможных лишений и страданий. Отчаиваться, однако, не надо. Ничто на свете не вечно. Наступил, по-видимому, час, когда суждено прекратиться и мучениям многострадального гайканского народа”.

О проблемах тогдашних христианско-мусульманских отношений писал Н.С. Гумилев:

Завтра мы встретимся и узнаем,
Кому быть властителем этих мест.
Им помогает черный камень,
Нам — золотой нательный крест.

Наиболее заметный рост армянской общины Санкт-Петербурга произошел на рубеже ХIХ и ХХ веков: с 656 человек в 1890 году до 2120 человек в 1910 году. В этот период шло дальнейшее увеличение удельного веса преподавателей и студентов. Торговцев оставалось сравнительно немного, но они по-прежнему держали в своих руках практически всю “восточную торговлю”, в том числе и кавказскими винами. По данным 1913 года, торговлей в городе занимались 27 армян, имевших только на Невском проспекте девять крупных магазинов. Среди представителей деловых кругов Петербурга были известны Ходжа-Эйнатов, Тер-Давыдов, Макаров и другие. Воздействие на армян русской культуры отмечалось от незначительных культурных заимствований до полной языковой, а иногда и религиозной ассимиляции. Как справедливо полагала Г.В. Старовойтова, по всей видимости, часть армян еще до своего переезда в Петербург переходила на другие языки и принимала другую веру. Так, по приведенным ею данным городских переписей Петербурга, в 1869 году из 370 здешних армян 329 были приверженцами Армянской апостольской церкви, 32 — Римско-католической, 8 — Православной; в 1881 году из 572 человек — соответственно 556, 7 и 8; в 1900 году из 1147 человек — 1127, 5 и 11; в 1910 году из 2120 человек — 2047, 17 и 47.

Что касается распределения армян Петербурга по родному языку, то если в 1869 году у всех родным был армянский, то в 1881 году этот показатель снизился до 86 %, поскольку 12 % уже считали своим родным языком русский и по 1 % назвали родным один из кавказских и прочие языки; в 1900 году — соответственно 83, 15, 1 и 1 %; в 1910 году — 76, 22, 1 и 1 %. Среди назвавших родным языком русский были преимущественно представители второго и третьего поколений петербургских армян. Начиная с 70-х годов ХIХ века в среде петербургской армянской интеллигенции и, особенно, студенчества стали широко распространяться идеи освободительного движения западных армян, при этом большие надежды возлагались на российскую армию, при поддержке которой в тот период обрел независимость болгарский народ.

Болгарский поэт Пейо Яворов (1878–1914) в 1900 году написал такие строки:

Изгнанники, жалкий обломок ничтожный
народа, который все муки постиг,
и дети отчизны, рабыни тревожной,
чей жертвенный подвиг безмерно велик, —
в краю, им чужом, от родного далеко,
в землянке, худые и бледные, пьют,
а сердце у каждого ноет жестоко;
поют они хором, сквозь слезы поют.

Как зверем голодным гонимое стадо,
рассеялись всюду в краю, им чужом, —
тиран-кровопийца, разя без пощады,
им всем угрожает кровавым мечом.

Родимый их край превратился в пустыню,
сожжен и разрушен отеческий кров,
и, беженцы, бродят они по чужбине, —
один лишь кабак приютить их готов! 

В начале 1880-х годов интеллигенция образовала кружок, во главе которого были Мариам Варданян (Маро) и Мушег Серопян, впоследствии одни из организаторов социал-демократической партии “Гнчак” (“Колокол”). Еще большую популярность приобрело движение “северных” во главе со студентом Саркисом Гугоняном, объединившее армянскую интеллигенцию Петербурга и Москвы.

В те годы в Петербурге начали создаваться различные благотворительные армянские общества. Среди них следует отметить Общество по оказанию помощи беженцам, Церковный совет, Касса взаимопомощи учащихся армян. Сочувствие армянам выражали православные славянские страны, столетиями находившиеся под турецким игом.

В конце XIX — начале XX столетия лучшие представители петербургской армянской интеллигенции группировались вокруг князей Абамелек-Лазаревых. Князь С.С. Абамелек-Лазарев до самой смерти в 1916 году был председателем совета по управлению местными армянскими церквами. Многие из людей его круга оставили неизгладимый след в истории армянской общины: князья Аргутинские-Долгорукие, графы Деляновы, графы Лорис-Меликовы, С.К. Патканов, генерал от кавалерии Агаси-бек Авшаров и другие. Эти люди содействовали укреплению и единению общины и учреждению 14 декабря 1907 года Армянского кружка, сыгравшего видную роль в культурной жизни Петербурга.

Армянский кружок объединил представителей как петербургской интеллигенции, так и наиболее известных армянских общественных деятелей, проживавших в различных регионах страны и даже за рубежом. Целью кружка было сближение армян, проживающих в городе: 1. совместное обсуждение вопросов, касающихся национальной жизни армян; 2. издательство исследований, записок, книг и пр.; 3. на почве светских развлечений, как-то: спектакли, концерты и пр.. Кружок занимал часть двухэтажного здания на Спасской улице (дом № 15). Несмотря на разность политических взглядов и убеждений, членов кружка объединяла единая цель укрепления национальной общины, сплочения России и Армении.

Одним из важных очагов армянской культуры в северной столице являлось Общество изящных искусств, открывшееся накануне Первой мировой войны. Оно располагалось на Офицерской улице (д. 36). Общество материально и морально помогало молодым художникам и артистам, устраивало их передвижные выставки и литературные вечера. Благодаря пожертвованиям меценатов поддерживались одаренные представители учащейся молодежи, особенно из среды студентов.

Значительную роль в культурной жизни играл Церковный совет. Он делал все от него зависящее для сохранения культуры исторической родины. За год до геноцида (1915) совет организовал экспедицию под руководством М. Цицикяна для изучения экономического положения региона, сбора этнографического материала и памятников культуры. Часть привезенного материала члены экспедиции передали петербургскому Армянскому обществу.

Последним отпрыском прославленного рода Лазаревых по мужской линии был граф Христофор Екимович Лазарев (1780–1871), являвшийся попечителем Лазаревского института, основанного в Москве его славными предками. (В 1865 году Х. Е. Лазарев получил разрешение установить колокола в звоннице храма Св. Екатерины. Вскоре колокола были приобретены и “употреблены при богослужении”.)

Дочь графа, Елизавета Христофоровна Лазарева, вышла замуж за князя Семена Давидовича Абамелек (1815–1888), который был товарищем М.Ю. Лермонтова по Школе гвардейских прапорщиков и кавалерийских юнкеров. С Лермонтовым его сближало увлечение живописью. В 1855 году Академия художеств присвоила ему звание “художника по живописи исторической и портретной” за образ “Святого Стефана Пермского” и копии с картин Брюллова и Греза. Князь Абамелек и Лермонтов часто бывали у флигель-адъютанта императора И.А. Баратынского, мужа сестры Семена Давидовича — воспетой поэтами и живописцами красавицы Анны Давыдовны Абамелек-Баратынской. Лермонтова с Лазаревыми связывали также и родственные отношения. Сестра бабушки поэта Е. А. Арсеньевой была замужем за генерал-майором, адъютантом А.В. Суворова Иоакимом Васильевичем Хастатовым (1756–1809), находившимся в родстве с Лазаревыми. Поэтому многие влиятельные армянские семьи поддерживали тесные отношения с Лермонтовым. В 1873 году представители знатной армянской княжеской фамилии Абамелек породнились с графами Лазаревыми и получили высочайшее дозволение именоваться князьями Абамелек-Лазаревыми. За ними закрепилось право быть почетными попечителями института.

Последним владельцем знаменитого дома Лазаревых на Невском проспекте был сын генерал-майора князя С. Д. Абамелек-Лазарева — Семен Семенович Абамелек-Лазарев (1853–1916), умерший бездетным. В 1881 году Семен Семенович окончил историко-филологический факультет Петербургского университета, где в то время преподавали знаменитые профессора армянского происхождения Орбели, Патканов, Бероев. Князь “выслушал полный курс наук по историко-филологическому факультету” и, защитив диссертацию, получил ученую степень кандидата. В том же 1881 году он отправился в научную экспедицию по странам Средиземноморья. Программа путешествия предусматривала посещение Александрии, Каира, Луксора, Асуана и других исторических достопримечательностей Египта. В 1882 году Абамелек-Лазарев прибыл к развалинам знаменитой Пальмиры (ныне — территория Сирии), где сделал открытие мирового значения. Ученый проводил раскопки у храма Солнца и в версте от входа в храм обнаружил знаменитый “Пальмирский камень”, представляющий собой каменную плиту длиной 6 м и высотой 1,6 м с надписью на греческом и арамейском языках. Абамелек-Лазарев стал первым исследователем этого древнего документа, за что французская Академия надписей и эпиграфов признала его своим адъюнктом. Стараниями Абамелек-Лазарева и на его средства “Пальмирский камень” отправился в Россию и был установлен в Эрмитаже, где находится поныне. Кроме научных исследований, Семен Семенович занимался живописью, общался со многими знаменитыми художниками. Круг общения князя был чрезвычайно широк. Его судьба тесно переплелась с судьбами многих известных деятелей культуры. Он был знаком со Львом Толстым и часто бывал у писателя в Ясной Поляне. Этому способствовало также и соседство имений Толстых и Лазаревых, о чем напоминает название железнодорожной станции Лазарево Тульской области.

(По завещанию князя его дворец в Риме был передан Российской академии художеств. В 1948 году итальянское правительство передало виллу советскому посольству, и в настоящее время она является собственностью России. Русские художники-академисты имеют с тех пор свой уголок в Риме.) В 1904 году, согласно завещанию графа И. Л. Лазарева, прицерковные дома на Невском проспекте перешли в ведение армянской общины.

Годы лишений (1914–1990)

О состоянии армянской общины в конце ХIХ — начале ХХ века можно судить по “Отчетам Совета по управлению имуществами С.-Петербургских армянских церквей”. Совет действовал на основании “Правил и инструкций по управлению имуществами С.-Петербургских и Московских армянских церквей” (1888). В соответствии с “Правилами” управление имуществами санкт-петербургских армянских церквей вверялось совету из шести человек, избираемых из числа прихожан сроком на три года. Инструкция содержала сведения об обязанности совета о том, как проводить общее собрание, как вести отчетность и делопроизводство. В обязанности совета, в частности, входило “вспоможение бедным учащимся армянам, разным армянским благотворительным и учебным учреждениям и призрение к приходу принадлежавших бедных армян”. В соответствии с этой инструкцией “годовой отчет по утверждении епархиальным начальством должен был быть напечатан и раздаваем, для сведения, желающим прихожанам”.

К началу ХХ столетия армянская община в Санкт-Петербурге продолжала расширять свою деятельность. В конце XIX века вблизи Воскресенской церкви началось формирование комплекса строений административного, социального и хозяйственного назначения. В 1896 году здесь учредили богадельню, помня желание еще графа И.Л. Лазарева со временем построить помещения для призрения бедных, выраженное им в прошении на высочайшее имя в 1791 году. Благотворительная деятельность общины продолжалась до 1920 года.

28 октября 1901 года, к 100-летию со дня смерти И.Л. Лазарева, состоялось освящение большого двухэтажного здания, предназначенного для благотворительных целей. Этот кирпичный дом был построен на средства армянской общины по проекту архитектора А. Кочетова (ныне — набережная реки Смоленки, 29). Эклектичный фасад здания отдаленно напоминал мотивы архитектуры Армении и Востока. В здании размещались богадельня, хозяйственные службы, был предусмотрен зал для собраний благотворительного общества. Для хозяйственных нужд предназначался отдельно стоящий дворовый одноэтажный флигель.

О статьях дохода и расхода можно судить по отчету совета за 1912 год. Средства столичной общины составлялись из доходов от сдачи квартир, магазинов, подвалов и пр. в принадлежавшем общине доме на Невском проспекте, из доходов по кладбищу, по двум церквам, по капиталам, а также из непредвиденных доходов. Расходы же включали средства на содержание городского дома, городской церкви, кладбищенской церкви, на Духовное управление, ремонтные работы, пособия и разные статьи.

В разделе “Разные расходы по кладбищенской церкви” упомянуты: кокс для оранжереи, удобрения и семена, корм для собак. Судя по этой записи, там находилось подсобное хозяйство общины. В разделе “Пособия” содержится интересная информация о направлениях благотворительной деятельности армянской общины.

Содержание стипендиатов Лазаревского института 1000
Стипендии и пособия учащимся 9907. 35
Пособия разным лицам 6755. 17
Содержание стипендиатов в Эчмиадзинской академии 8000-
Эчмиадзинской академии на увеличение средств ея 3500-
Эчмиадзинской академии на приобретение пособий 1000-
Эчмиадзинской академии на открытие добавочного класса 500-
Нахичеванской семинарии 750-
Тифлисскому Армянскому сельскохозяйственному обществу 5.400-
С.-Петербургскому Армянскому благотворительному обшеству (квартира натурою) 116-
Кавказскому Армянскому благотворительному обществу 26. 667-
Приюту монастыря св. Карапета 500-
Профессору Н. Я. Марру на раскопки в г. Ани 3.500-
Архимандриту Гарегину на собирание миниатюр 600-

Список лиц, получивших пособие в 1912 году, составлял 126 учащихся и 116 разных лиц.

В годы Первой мировой войны в городе действовали Армянское петербургское общество по оказанию помощи беженцам и пострадавшим от войны, Армянское общество попечения о бедных, Армянский клуб, касса взаимопомощи учащихся армян в высших учебных заведениях и другие общественные организации. Были открыты детские сады с обучением родному языку, курсы армянского языка для взрослых. Во время Первой мировой войны на средства Армянского кружка был открыт лазарет, организованы четыре санитарных поезда в западноармянские районы Турции, созданы три приюта для беженцев (в Астрахани, Аштараке и Ереване). В январе 1915 года по инициативе членов Армянского кружка в городе был учрежден Русско-армянский комитет для оказания помощи пострадавшим районам Армении, а также для организации широкого освещения в печати бедственного положения армянского народа в Турции.

Трагедией для армянского народа стал геноцид 1915 года, когда турки вырезали до двух миллионов армян, проживавших на территории Порты. Российская интеллигенция, как и простой народ, сочувствовали жертвам геноцида. В январе 1916 года Валерий Брюсов написал стихотворение “К армянам”, где были такие строки:

Да, вы поставлены на грани
Двух разных спорящих миров,
И в глубине родных преданий
Вам слышны отзвуки веков.

Все бури, все волненья мира,
Летя, касались вас крылом —
И гром глухой походов Кира,
И Александра бранный гром.

……………………………….

Нередко вас клонили бури,
Как вихри – нежный цвет весны:
При Чингиз-хане, Ленгтимуре,
При мрачном торжестве Луны. 

Но воин стойкий, под ударом
Ваш дух не уступал Судьбе;
Два мира вкруг него недаром
Кипели, смешаны в борьбе.

………………………………..

И уцелел ваш край Наирский
В крушеньях царств, меж мук земли:
Вы за оградой монастырской
Свои святыни сберегли.

……………………………….

И верится, народ Тиграна,
Что, бурю вновь преодолев,
Звездой ты выйдешь из тумана,
Для новых подвигов созрев; 

Что вновь твоя живая лира,
Над камнями истлевших плит,
Два чуждых, два враждебных мира
В напеве высшем съединит! 

В мае 1916 года состоялся I армянский съезд по оказанию помощи пострадавшему населению Западной Армении и была принята программа экономического восстановления разоренной территории. Во исполнение этого решения в 1917 году были учреждены Русско-армянский и Русско-армянско-американский банки. Практически ежемесячно армянские общественные организации устраивали благотворительные мероприятия, весь сбор от которых направлялся в пострадавшие районы.

Социальные изменения, последовавшие в России после 1917 года, трагически отозвались в Закавказье. Русская армия, лишившаяся надежного тыла, разваленного большевиками (“перерастание войны империалистической в войну гражданскую”), ушла из земель, населенных армянами. В результате началась первая карабахская война (1918–1920), которая велась Азербайджаном совместно с Турцией на истребление армян Карабаха. Резня 30 тысяч армян в Баку в сентябре 1918 года и 20 тысяч в Шуше весной 1920 года — вот та цена, которую заплатил армянский народ за большевистский переворот в октябре 1917 года.

В 1918–1920 годах, когда многим в независимой Армении казалось, что с ослабленной Россией можно не считаться, США щедро провели новые границы армянского государства, предложив последнему самостоятельно отобрать эти территории у Турции. Армяно-турецкая война 1920 года привела к тяжелым поражениям армянской армии, а отчаянные призывы о помощи к США и Антанте остались неуслышанными. В результате Еревану был навязан грабительский Александропольский мирный договор, по которому страна превращалась в турецкий протекторат, а перед армянским народом реально встала угроза полного физического уничтожения. Не выполнять этот договор Армения смогла лишь потому, что на ее территорию вступила Красная армия.

После установления в Восточной Армении советской власти (1920) большая часть армян Петрограда, и в том числе такие видные представители армянской культуры, как историк Акоп Манданян, художник Вардгес Суренянц, поэт Ваан Терян, переехали в Армению. Численность армянской общины в городе сократилась, составив в 1926 году 1759 человек.

Вскоре после 1917 года в Советской России были ограничены имущественные права религиозных объединений, в том числе и армянской общины. В начале 1920–х годов богадельня при Смоленском армянском кладбище стала жилым домом (потом — конторой ремонтно-строительного управления). Но богослужения в обоих армянских храмах Петрограда продолжали совершаться.

Зимой 1923 года настоятель кладбищенской церкви Св. Воскресения получил извещение, в котором сообщалось, что “а основании постановления Василеостровского Райисполкома от 3 января 1923 года, в среду 17 января к 12 часам дня к вам прибудут представители от Райисполкома для закрытия вашей церкви, к каковому сроку вам надлежит быть на месте с описью имущества церкви”. По невыясненным причинам визит не состоялся. Что именно помешало райисполкому закрыть храм, остается загадкой.

1930-е годы явились тяжелым периодом для верующих нашей страны, в том числе и для членов Армянской апостольской церкви. После трагической гибели католикоса Хорена Мурадбегяна (1933–1938) — убит коммунистами — эчмиадзинская кафедра вдовствовала вплоть до 1945 года, и местоблюстителем патриаршего престола в эти годы был Геворк VI (с 1945-го по 1954 год — Верховный католикос). В 1930–е годы оба армянских храма в Ленинграде были закрыты. Первой по решению президиума Ленсовета от 9 мая 1931 года была закрыта церковь Св. Воскресения на армянском кладбище; здание было передано Геологоразведочному управлению. В 1936 году была закрыта и церковь Св. Екатерины, здание которой в течение десятилетий имело много разных хозяев и использовалось под хозяйственные нужды. В эти годы интерьер храма был разделен перекрытием на два этажа. Но детали внутренней отделки: колонны коринфского ордера, облицованные искусственным мрамором, лепные карнизы, роспись в виде кессонов в апсиде алтаря — при перестройке были сохранены.

Что касается кладбищенского храма, то в 1934 году было произведено перенесение надгробного памятника Лазаревых в Музей городской скульптуры, а в 1936 году — прекращение захоронений на Смоленском армянском кладбище. После Великой Отечественной войны здание кладбищенского храма занял под мастерскую В.Б. Пинчук (1908–1988), народный художник СССР, творчество которого носило “гражданственный характер”. (Пинчук работал в Ленинграде с 1948 года; автор скульптуры “Ленин и Сталин в Горках” (1949), скопированной с популярной открытки). И в то время как члены московской общины регулярно посещали свой храм на армянском Ваганьковском кладбище, армяне, жившие в Ленинграде, не имели возможности удовлетворять свои религиозные запросы.

За сорок лет церковь была изуродована до неузнаваемости. В ее стенах и под куполом Пинчук прорубил семь окон для поддержания естественного освещения. Притвор, откуда были вынесены надгробия, скульптор превратил в приемную комнату. В центральной части зала, где находились могилы еще 29 членов рода Лазаревых, он устроил туалет и душевую.

В годы советской власти армянская община в городе на Неве претерпела количественные изменения. К 1920-м годам численность армянской общины резко уменьшилась, составив в 1926 году 1759 человек. Многие уезжали в Армению, где к тому времени уже была установлена советская власть. Численность армянской общины Санкт-Петербурга снова стала увеличиваться главным образом за счет мигрантов молодого возраста из Армении и из районов компактного их проживания, в основном из Краснодарского края Ростовской области, достигнув в 1959 году 4,9 тысяч, в 1979 году — 7,9 тысяч, в 1979 году — 12,1 тысяч человек.